Хроники Академии Сумеречных охотников. Книга I (сборник)

– До сих пор никто еще не обвинял моего отца в том, что он слишком много развлекался, – спокойно заметила Изабель. – Но моя репутация вам известна. Так что если завтра в полночь вы присоединитесь ко мне, я покажу, от чего вы отказываетесь. – Девушка оперлась на руку Джона и поднялась с кушетки. – Так. Проводишь меня в мою комнату? А то найти дорогу в здешних коридорах просто невозможно.

– С удовольствием, – отозвался Джон, подмигнув Саймону.

И они ушли.

Вместе.

На следующее утро Академию наполнили похмельные стоны и зевки – после вчерашних возлияний ученики тщетно искали в столовой рассол и кофе, которых там отродясь не водилось. Когда Роберт Лайтвуд начал свою вторую лекцию – утомительное исследование природы зла и детальный, по пунктам, анализ недостатков, которые Валентин находил в Договоре, – Саймону, чтобы не уснуть, приходилось то и дело себя щипать. Пожалуй, Роберт Лайтвуд был единственным человеком на планете, кто мог превратить историю Круга в такое смертельно скучное, монотонное, бессмысленное повествование. От сна удержаться было просто невозможно – особенно учитывая, что Саймон до рассвета не сомкнул глаз, ворочаясь и крутясь на комковатом матрасе и пытаясь выкинуть из головы кошмарные видения Изабель и Джона.

Саймон даже не сомневался, что с девушкой происходит что-то странное. Может, он сам тут и ни при чем – может, дело в ее отце, или в ее домашнем образовании, или просто в чем-то типично женском, чего он никогда бы не смог понять, – но она вела себя не как Изабель Лайтвуд.

«Она не твоя девушка, – вновь напомнил Саймон сам себе. – Даже если с ней что-то не так, решать ее проблемы – больше не моя забота. Пусть делает что хочет».

И если все, чего Изабель хочет, – это Джон Картрайт, то она попросту не стоит того, чтобы из-за этого не спать целую ночь.

К восходу солнца Саймону уже почти удалось внушить себе эту мысль. Но наступило утро, началась лекция, и Изабель снова стояла на сцене, за спиной отца. Ее сердитый и потрясающе проницательный взгляд вновь всколыхнул в Саймоне прежние раздражающие чувства.

Это были не настоящие воспоминания. Саймон не смог бы назвать ни единого фильма, который они смотрели вместе; он не знал ни любимого блюда Изабель, ни шуток, которыми они когда-то обменивались; не помнил, каково это – целоваться с ней или держаться за руки. Но чувство, которое рождалось в нем всякий раз, когда он смотрел на девушку, было куда более глубоким и таилось где-то в дальних уголках его разума. Он чувствовал, что знает ее всю целиком, от и до. Чувствовал, что видит ее душу насквозь, словно в рентгеновских лучах. Чувствовал ее горе, ее потери, ее радость, ее смущение. Ощущал первобытное желание отправиться в лес, зарезать кабана и положить его к ее ногам, как пещерный человек. Чувствовал потребность совершить ради нее какой-нибудь невероятный поступок – и был абсолютно уверен, что сможет это сделать, если Изабель будет рядом.

До сих пор Саймон никогда не испытывал подобных чувств – но не мог отделаться от подозрения, что знает, что с ним происходит.

Он был почти уверен, что влюбился.

1984 год

Валентин облегчил им задачу. Он сходил к ректору и получил разрешение на «образовательный» туристический поход в лес Брослин – два дня и две ночи, на протяжении которых студенты смогут делать все что пожелают, если только итогом станут несколько страниц с докладом о лечебных свойствах дикорастущих растений.

Теоретически Валентин со всеми его неудобными вопросами и крамольными теориями должен был бы стать в Академии белой вороной. Рагнор Фелл всегда смотрел на него таким взглядом, словно видел перед собой какую-то слизистую тварь, что выползла из-под сырой скалы, – и ее нужно немедленно засунуть обратно под камень. Но остальных преподавателей, казалось, ослепляла харизма Валентина: они не чувствовали скрытого за ней презрения. Он мог до бесконечности тянуть с домашними заданиями и пропускать занятия, а в качестве извинения отделывался всего лишь сияющей улыбкой. Любой другой ученик на его месте радовался бы свободе и был бы благодарен за такое отношение к себе – но только не Валентин. Снисходительность преподавателей лишь разжигала в нем ненависть; каждая лазейка, которую ему оставляли, казалась ему лишь очередным доказательством человеческой слабости.

И он без зазрения совести пользовался этими лазейками.

По сведениям, которые получил Валентин, стая оборотней обитала в старом поместье Сильверхудов – ветхих руинах в самом сердце леса. Последний из Сильверхудов погиб в сражении два поколения назад, и теперь его именем Сумеречные охотники пугали маленьких детишек. Гибель воина была для нефилимов привычным событием – прискорбным, но естественным. Но гибель целого рода казалась чем-то немыслимым.