Хроники Академии Сумеречных охотников. Книга I (сборник)

Возможно, четверо юных Сумеречных охотников, отправляясь в лес Брослин, втайне все-таки опасались своего незаконного поступка: они будто переступали через какую-то невидимую черту. До сих пор им ни разу не приходилось сражаться с обитателями Нижнего мира без специального разрешения и присмотра старших; до сих пор, нарушая правила, они ни разу еще не оказывались так близко к нарушению Закона.

А может, они просто хотели провести несколько часов как нормальные подростки, прежде чем зайдут так далеко, что обратного пути уже не будет.

Так или иначе, они пробирались через чащу не торопясь, с таким расчетом, чтобы на ночь устроиться лагерем в полумиле от поместья. Следующий день они предполагали провести в наблюдении за логовом оборотней, чтобы выявить их сильные и слабые места и выяснить, по какому распорядку живет стая. А с наступлением темноты, когда оборотни разбегутся на охоту, – напасть. Но все это будет завтра. А пока они сидели в ночи вокруг костра, передавали друг другу жареные колбаски, вспоминали о прошлом и восхищались будущим, которое, как казалось, все еще невозможно от них далеко.

– Я, конечно, женюсь на Джослин, – заявил Валентин, – и наши дети будут расти уже в новой эре. Порочные законы беспомощного сопливого Конклава их не испортят.

Стивен отозвался:

– Безусловно. Ведь к тому времени мы будем править миром.

Это можно было бы принять за шутку, если бы не мрачная улыбка Валентина. Из-за нее слова Стивена казались скорее обещанием, чем попыткой пошутить.

– Да-да, вы только представьте себе: папаша Валентин, по колено в подгузниках, и целый автобус детей, – съязвил Майкл.

– Столько, сколько захочет Джослин, – выражение лица его смягчилось, как всегда, стоило Моргенштерну произнести ее имя. Валентин с Джослин встречались всего несколько месяцев – с тех самых пор, как умер его отец, – но никто даже не сомневался, что они предназначены друг для друга. Взгляд, которым он на нее смотрел… этот взгляд говорил, что Джослин – не такая, как остальные. Она особенная. Она выше всех.

– Неужели не видно? – однажды разоткровенничался Валентин, когда Роберт спросил, почему он так уверен, что любит ее: ведь прошло еще совсем мало времени. – В ней ангельского больше, чем в любом из нас. Она великолепна. Она сияет, как Разиэль.

– Ты просто хочешь изменить генофонд, – заметил Майкл. – Наверняка ты считаешь, что мир стал бы намного лучше, если бы в каждом Сумеречном охотнике текла хоть капля крови Моргенштернов.

Валентин ухмыльнулся.

– Говорят, ложная скромность мне не к лицу, так что… без комментариев.

– Ну, раз уж об этом речь… – щеки Стивена залил яркий румянец. – Я спросил Аматис. И она сказала «да».

Роберт не сразу понял, о чем речь.

– О чем спросил-то?

Майкл с Валентином расхохотались, а Стивен покраснел еще сильнее.

– Спросил, выйдет ли она за меня замуж, – признался он. – Что вы об этом думаете?

Вопрос вроде бы адресовался всем, но взгляд Стивена был прикован только к Валентину. Время тянулось невыносимо медленно – Моргенштерн колебался.

– Об Аматис? – наконец переспросил он, нахмурив бровь, словно ему нужно было серьезно обдумать эту мысль.

Стивен перевел дух. И в этот момент Роберт понял – точнее, почти уверился, – что Эрондейл, возможно, больше чем любой из них, нуждается в одобрении Валентина. Что, если Валентин сейчас скомандует, Стивен откажется от Аматис. Даже несмотря на сделанное девушке предложение, несмотря на то, что Стивен безмерно и отчаянно любит ее – так, что чуть не лопается от эмоций, стоит только ей показаться в поле зрения, – несмотря на то, что однажды написал в ее честь ужасную любовную балладу, обрывки которой Роберт обнаружил на полу у него под кроватью.

И в этот же момент Лайтвуд осознал, что Валентин, возможно, именно так и сделает – просто чтобы посмотреть, что будет.

А в следующую секунду лицо Моргенштерна расслабилось, он широко улыбнулся и небрежно обнял Стивена за плечи:

– Самое время. Не знаю, чего это ты копался так долго, дурачок. Раз уж тебе повезло заполучить Греймарк, сделай все, что можешь, чтобы это было навсегда. Я проверю.

Все дружно рассмеялись и стали жарить тосты, придумывать сценарии будущего мальчишника и дразнить Стивена из-за его столь быстро и плачевно закончившихся попыток стать бардом. Но дурачком себя чувствовал не он, а Роберт: Лайтвуд корил себя, что мог хотя бы на секунду подумать, что любовь Стивена к Аматис могла дрогнуть или что Валентин скрывает что-то в глубине души, кроме интересов их Круга.

Это его друзья. Лучшие из всех, что у него когда-либо были. Лучшие из всех, что у него могут быть.

Это его товарищи по оружию. И ночи, подобные вот таким, взрывы веселья под звездным небом – награда за обязательства, которые отныне на них лежали. А мысли о том, что все могло бы быть иначе, – лишь признак тайной слабости Роберта, вечный его зуд, заставляющий во всем сомневаться. В ту ночь Лайтвуд дал себе торжественное обещание перестать это делать.

– Ну а ты, старик? – обратился к нему Валентин. – Впрочем, чего это я спрашиваю. Всем известно: Мариза всегда добивается того, чего хочет.