Хроники Амбера

— Я помню Авалон. Мое происхождение можно назвать благородным, но благородство и добродетель, увы, не были моими сильными сторонами. Наследство быстро утекло сквозь пальцы и я вышел на большую дорогу, обчищая прохожих. Потом прибился к банде таких же, как и я. Когда понял, что сильнее всех и лучше вожака, чем я, им не найти, то стал командовать шайкой. За наши головы назначили награду… Моя оказалась самой дорогой. — Теперь он говорил быстрее, голос его зазвучал увереннее и даже сами слова его, словно эхо, доносились из прошлого. — Да, я помню Авалон: серебристые тени, прохладные воды… И костры звезд в небе, и всегда весенняя зелень листвы. Молодость, красота, любовь — все это осталось там, в Авалоне. Гордые кони, блестящий металл, нежные губы, темный эль, честь… — Он тряхнул головой. — Однажды стране угрожала война, и правитель объявил прощение всем разбойникам, кто последует за ним на поле боя. То был Корвин. Я последовал за ним на войну. Стал офицером, а затем, позже, вошел в его штаб. Мы выигрывали битвы, подавляли восстания. Потом Корвин вновь мирно правил, а я остался при дворе. Хорошие это были годы. Со временем начались пограничные стычки, но мы неизменно побеждали. Он доверял мне управляться с такими делами. А потом Корвин пожаловал герцогство главе второстепенного рода, на чьей дочери собирался жениться. Я же давно добивался этого герцогства, и он намекал, что однажды сделает его моим. Тут я пришел в ярость и, когда он направил меня во главе своих войск на южную границу, где всегда что-то шевелилось, предал его… Многие из моих воинов погибли, враг ворвался в страну. Лорду Корвину пришлось снова взяться за оружие. Враг был очень силен, я думал, что государство падет — надеялся на это. Но хитрый лис Корвин справился с бедой. Я бежал, меня схватили и поставили перед ним для приговора. Я проклинал его и плевался. Я не склонил головы, я ненавидел даже землю, на которой он стоял… Обреченный может позволить себе сопротивляться до конца и уйти, как подобает мужчине. Корвин сказал, что помилует меня за прошлые заслуги. Я ответил, что он может катиться со своей милостью, и понял, что он смеется надо мной. Он приказал освободить меня и подошел ко мне. Я знал, что он может убить меня голыми руками. И все же попытался сопротивляться — безуспешно. Он ударил меня, один раз, и я упал. А когда пришел в сознание, то обнаружил, что лежу поперек его лошади и привязан к седлу. По пути Корвин все время сердито мне выговаривал. Я не стал пререкаться, но дивные страны сменялись ужасными — тогда-то я и догадался, что он колдун: ведь с тех пор я не встречал никого, кто видел такие края. А потом он объявил «вот место твоего изгнания», освободил, бросил здесь и уехал.

Ганелон замолк, чтобы вновь разжечь погасшую трубку, потом раскурил и продолжил:

— Много ущерба претерпел здесь я от рук человека и клыков зверя, только чудом я сохранил жизнь. Он оставил меня в самом опасном месте страны. А потом судьба моя изменилась. Некий вооруженный рыцарь повелел мне убираться с дороги, дабы его милость могла проехать. Мне было уже все равно — жить или умереть, поэтому я назвал его сыном рябой шлюхи и послал к дьяволу. Рыцарь поскакал на меня, но я перехватил копье и направил острие в землю. Он вылетел из седла, а потом получил вторую улыбку на горле своим собственным кинжалом. Так раздобыл я коня и оружие. Тут пришла расплата тем, кто притеснял меня. Я припомнил былые подвиги на проезжих дорогах и сколотил новую шайку. Она росла. Нас было уже несколько сотен, и потребности наши все увеличивались. Случалось, и небольшие городки обчищали. Местное ополчение нас боялось. Это тоже была неплохая жизнь, хоть и не столь приятная, как в Авалоне, которого я никогда больше не увижу. В придорожных тавернах пугались даже стука копыт наших коней, а путники, завидев нас, мочили штаны. Ха! Так продолжалось не один год. На нас выступали большие отряды, но мы либо скрывались, либо одолевали их из засады. А потом вдруг появился Круг Мрака, и никто не знает почему.

Глядя вдаль, Ганелон яростно запыхтел трубкой.