Хроники Артура (сборник)

Саксы осыпали нас насмешками. Кое-кто знал несколько слов по-бриттски — достаточно, чтобы обозвать нас трусами, бабами и гадами. То и дело небольшая группка поднималась до середины склона, искушая нас сломать строй и кинуться вниз по холму, но Ниалл, Исса и я успокаивали наших людей, поддерживая порядок. Саксонский колдун зашлепал к нам по склизкому склону короткими судорожными перебежками, бормоча заклинания. Под плащом из волчьих шкур он был гол как сокол; волосы его, вымазанные навозом, торчали высоким заостренным хохлом. Он пронзительно выкрикнул проклятие-другое, провыл магические слова, а затем швырнул в сторону наших щитов горсть мелких косточек, но никто из нас с места так и не стронулся. Колдун трижды плюнул и, трясясь всем телом, убежал обратно на седловину, где саксонский вождь в свой черед пытался сподвигнуть кого-нибудь из нас на поединок. Выглядел здоровяк внушительно: спутанная грива сальных соломенно-желтых волос спадала до роскошного золотого ожерелья, а бороду перевивали черные ленты. Нагрудник был железный, наголенники — римские, бронзовые, богато украшенные, а на щите красовалась оскаленная волчья морда. Шлем венчали бычьи рога, а навершием служил волчий череп, разубранный ворохом черных лент. Плечи и бедра саксонский вождь обвязал полосами черного меха, в руках сжимал громадный боевой топор с двусторонним лезвием, а на поясе у него висели длинный меч и короткий широкий нож, так называемый сакс: от этого оружия саксы и получили свое имя. Поначалу вождь требовал, чтобы сразиться с ним вышел сам Артур, а когда вопить без толку ему прискучило, он вызвал меня, обозвав трусом, рабом с цыплячьим сердцем и сыном прокаженной шлюхи. Глумился он на своем языке, стало быть, никто из моих людей его не понимал, так что я пропускал брань мимо ушей: собака лает — ветер носит.

Но ближе к вечеру, когда дождь прекратился и саксам надоело выманивать нас вниз, на бой, они вывели на седловину троих пленных детей. Совсем еще малышей, пяти-шести лет, не старше. И к горлу им приставили широкие ножи- саксы .

— Спускайся, — заорал дюжий саксонский вождь, — или им конец!

Исса поглядел на меня.

— Позволь, господин, пойду я, — взмолился он.

— Это мой бастион, — вмешался Ниалл, предводитель Черных щитов. — С ублюдком разделаюсь я.

— Это мой холм, — возразил я. И дело не только в том, что я объявил этот холм своим: то был мой долг — в преддверии битвы первому сразиться в поединке один на один. Король может позволить себе выставить защитника, но военный вождь не имеет права посылать своих людей туда, куда не пойдет сам. Так что я опустил нащечники, коснулся рукой в перчатке свиных косточек в рукояти Хьюэлбейна, затем нащупал поверх кольчуги крохотный бугорок — брошку Кайнвин. А воспряв духом, протиснулся сквозь наше грубое заграждение из веток и побрел вниз по крутому склону.

— Ты и я! — крикнул я дюжему саксу на его языке. — За их жизни! — И я указал копьем на троих детишек.

Саксы одобрительно взревели: наконец-то им удалось выманить бритта из крепости! Они отошли назад, уводя с собой детей, и седловина осталась в нашем распоряжении — меня и саксонского поединщика. Здоровяк взвесил в левой руке громадный топор и сплюнул на лютики.

— Ты неплохо говоришь на нашем языке, свинья, — поприветствовал он меня.

— Это язык свиней, — пожал плечами я.

Сакс подбросил топор высоко в воздух; металл вспыхнул в слабом солнечном отблеске, что едва просачивался сквозь облака. Топор был длинным, двустороннее лезвие — тяжелым, но противник мой играючи поймал оружие за рукоять. Редкий человек управился бы с таким топором, не говоря уж о том, чтобы подкидывать его и ловить, а этот и бровью не повел.

— Артур не посмел прийти биться со мной, — объявил сакс, — так что я убью тебя вместо него.

Я озадачился — с какой бы стати ему упоминать об Артуре? Но коли враг вбил себе в голову, что на Минидд Баддоне укрепился сам Артур, стоит ли выводить его из заблуждения?

— У Артура есть дела поважнее, чем убивать гнид, — отозвался я. — Так что Артур велел мне зарубить тебя и зарыть твой жирный труп ногами к югу, чтобы бродил ты до скончания века неприкаянно, терзаясь болью, не в силах отыскать Иной мир.

Сакс сплюнул.

— Ты визжишь, как хромая свинья.

Обмен оскорблениями был ритуалом, как и поединок один на один. Артур не одобрял ни того ни другого: он считал перебранку никчемным пустословием, а поединок — пустой тратой сил, но я был вовсе не прочь сразиться с саксонским защитником. На самом деле такой бой преследовал определенную цель: если я убью этого воина, мое войско изрядно приободрится, а саксы усмотрят в его смерти страшное предзнаменование. Был, конечно, риск проиграть, ну да в те времена я в себя верил. Сакс был выше меня на целую ладонь и куда шире в плечах, но вряд ли столь же проворен. Судя по его виду, он полагался на грубую силу, а я гордился тем, что силен и умен в придачу. Здоровяк поглядел наверх, на наши укрепления, где уже столпились женщины и воины. Кайнвин я не видел, а Гвиневера стояла среди вооруженных копейщиков — статная и блистательная.