Хроники Аскета. Исход

Шагов не слышно совсем, тело вязнет в искаженном пространстве, словно я двигаюсь под водой, но, тем не менее, каждый шаг по ощущениям переносит меня на десяток метров вперед. В многоярусных Гнездах встречалось подобное. Время, кажется, здесь тоже течет как-то по-другому. Зато восприятие изменилось: зрение моей новой личности воспринимает лакуны в физическом пространстве, как бесформенные облака темного клубящегося тумана — очутившись в таком месте, можно провалиться в ментал и вынырнуть оттуда неизвестно где. Или не вынырнуть.

Любопытные духи вились вокруг, не пытаясь напасть. Видимо, приняли меня за своего: вызванная из ментала часть моего «я» была плоть от плоти их родного мира. В голову пришла неожиданная мысль — что, если снять все защиты? Вплоть до сознательного опустошения оболочки? Возможно, потом поэкспериментирую, когда появится время и вблизи не будет лишних наблюдателей. Я ощущал их присутствие буквально повсюду: видимо, локальный прорыв между двумя пространствами привлекал их, как свет фонаря влечет к себе ночных мотыльков. Сдается мне, среди относительно безобидной мелочи в наше пространство неизбежно проникнет и что-то менее миролюбивое.

Я двигался вперед, осторожно прощупывая дорогу перед собой всем имеющимся в моем распоряжении арсеналом чувств. Дремавший во мне осколок Господина тоже шевельнулся, встряхнулся, словно заспанный пёс и настороженно принюхался. На мгновение я увидел окрестности капища его глазами: три привычных человеку измерения местами закручивались в причудливую спираль, образующую причудливые воронки, иногда сквозь них прорастали фрагменты нашего пространства, словно вывернутого наизнанку неведомой чудовищной силой, все это причудливым образом двигалось, перетекая друг в друга и непрерывно меняя формы. Прорывавшийся на физический план ментал представлялся как мутные потоки струящейся энергии, смешивающиеся с физическим планом и вытягивающие из него многоцветье красок. На короткий миг сознание чужака заполнило меня изнутри, и одновременно с этим пришло понимание, что нет никакого ментала, нет никакого человеческого мира и мира духов — есть единая всеохватывающая Вселенная, принимающая различные формы и воплощения в зависимости от способностей, сущности и желания пытающегося осознать ее существа.

Это удивительное осознание нахлынуло и погасло. Я снова стоял в бесцветном струящемся тумане, окруженный сонмищем духов и потоками энергии, вытекающей из моей стремительно гаснущей оболочки в неизвестность. Передо мной на расстоянии десятка шагов возвышался алтарь — большой плоский камень, вросший в землю еще во времена ледникового периода. Сейчас он выглядел не просто черным, а обугленным и закопченным, словно кто-то разводил здесь гигантский костер. Деревья вокруг были повалены, на земле были разбросаны ветви, груды вывернутой земли и камни поменьше, точно здесь разыгрался ураган. Я попытался прощупать окрестности алтаря, стараясь отыскать отпечаток ауры присутствовавшего здесь в момент призыва шамана. Его следы еще ощущались, но терялись, размываясь в искаженном пространстве. Сильная, темная, незнакомая мне аура, по своей структуре и насыщенности, пожалуй, мощнее и ярче, чем у Покойника, но в то же время — иная. Менее индивидуальная, её носитель привык скрываться. Получить точный слепок никак не получалось, слишком сильные помехи генерировало нестабильное, колеблющееся пространство вокруг.

Как ни странно, некоторые из участников ритуала оставались живы. Совершенно непонятно, почему. Если Князь, по какой-то прихоти или из-за усилий призывающих, их пощадил, то прорыв ментала в реальность должен был добить хрупкую человеческую плоть. Однако ж вот — лежат, эманируют болью. Одна из лежащих вокруг алтаря бесформенных груд слабо дернулась, почуяв моё присутствие. Стараясь не попасть в очередной «ментальный провал», я осторожно приблизился, чтобы рассмотреть умудряющегося оставаться в сознании человека получше.

— Отличный прикид… Аскет…

В произнесшем эту фразу существе, лежащем навзничь среди покореженных веток и обломков камней, с трудом можно было узнать жреца Всеслава, в прошлом — моего бойца-архангела Славу Антипкина. Определил я не столько по внешности, сколько по узору мыслей. Черты его лица можно было бы назвать узнаваемыми, если бы у Славы еще оставалось лицо. Вместо него я увидел невообразимое переплетение одновременно движущихся во всех направлениях зазубренных щупалец, напоминающих копошащийся клубок бордовых змей, все еще каким-то чудом пытающихся сохранить форму носа, подбородка, скул. Человеческими остались только глаза. Мимоходом я взглянул на себя и понял, что имел в виду Антипкин: на мне по-прежнему красовалась фиолетовая больничная пижама. Впрочем, мою новую личность внешний вид временной оболочки под названием «тело» мало волновал.

— Вот ведь как бывает… — голос Всеслава становился тише, каждое слово давалось ему с огромным трудом. — Я чувствовал, что мы не готовы… Но не смог… Остановить…

— Кто? — спросил я, надеясь, что он успеет ответить.