Хроники Б-ска +

Ты его, подружка, не ругай,
Может, он заморский попугай,
Может, когда маленьким он был,
Папа его на пол уронил.
Или болен он, бедняга,
Или просто-напросто – стиляга!

«Стиляга, стиляга, стиляга», – трижды повторялось под скандирование зала. «Стиляга, стиляга», – повторял за куплетистками партер под неодобрительный свист галерки, где и сидели эти местные, до жути провинциальные «стиляги». На них с недавнего времени ополчился, казалось, весь белый свет. Возмущение общества было настолько мощным, что не уступало «борьбе за мир против поджигателей войны».

Воровство, грабежи, поножовщина, походы района на район – все было отодвинуто на задний план. Еще бы! Эти стиляги сняли священные пролетарские картузы-восьмиклинки и ходили даже зимой без головных уборов. Ко всему прочему вместо социально близких причесок «бокс», «полубокс», «полька», «чубчик» начали отпускать тарзаньи патлы и украшать их набриолиненными «коками».

Девушки надумали делать стрижки и распускать волосы. Более того, некоторые осмелились напялить на себя узкие брюки, а самые обнаглевшие даже показывать коленки. Эти узкие брюки и юбки шили из цветных материй. Стилягам, видите ли, подавай джаз – порождение капиталистического мира. А тут, сами понимаете, недалеко и до предательства: «Сегодня он играет джаз, а завтра Родину продаст!»

На бедных стиляг ополчились стар и млад, частник и общественность, милиция и блатные. Комсомольские патрули и бригадмильцы гоняли «узкобрючников» с танцплощадок, торжественно выстригали плешины в «коках» и пороли ножницами брючины.

– Вот оно, пагубное влияние фестиваля! – собирала на улице прохожих комсомолка 20-х годов, а ныне персональная пенсионерка Шустер. – Посмотрите – это наша молодежь?! И откуда такие выродки берутся!

Московский фестиваль молодёжи и студентов действительно взбаламутил застоявшееся болото не только в столице. Поезда с участниками фестиваля следовали через Б-ск: демократов везли днем, а капиталистов – обязательно ночью. И уж, как ни старались «органы» воспрепятствовать общению, главное, наконец, было выяснено: иностранцы такие же люди, только намного лучше одетые, более раскованные.

Именно после фестиваля на улицах городов появились обнимающиеся, и даже целующиеся парочки. В школах по такому случаю проводили комсомольские собрания, завершавшиеся осуждением, а то и исключением из рядов.

И в первых рядах покусившихся на социалистическую нравственность были стиляги. Страна мобилизовала все силы: появились «комсомольские прожекторы», пошли собрания, засуетились бригадмильцы. Каждый уважающий себя гражданин, включая блатных, считал своим долгом охаять или избить «узкобрючника». Каждый город проводил свой показательный процесс над стилягами.

Самое ужасное, что иностранное в Союз все равно проникало: фильмы, журналы, сигареты, вина. На прилавках киосков продавались только журналы соцстран, зато номенклатурным работникам разрешалось (чтоб лучше знать врага) выписывать журналы «Америка», «Великобритания» на русском языке. Но номенклатурные брянские дети выносили эти журналы на улицу, давали читать друзьям, знакомым.

Зимой на каникулы приехал из Москвы Эдик Шишлянников. За полгода столичной жизни он преобразился до неузнаваемости. Короткополое бежевое пальто, ярко-красный шарф и боты на огромной металлической застежке. На его голове красовалась боярка из искусственного меха… Шишлянников вызвал неописуемый фурор: за ним бегали толпой мальчишки и под одобрительные возгласы взрослых забрасывали снежками.

– Боярин! Стиляга! – неслись вслед разложенцу возмущенные голоса. Шиш промаялся в Б-ске все каникулы и отбыл в столицу, посетовав напоследок:

– Как вы тут живете, чуваки? В городе нет ни одной барухи!

От Шиша мы и узнали, что в столице стиляги называют друг друга «чуваками» и «чувихами», Провинция была в состоянии грогги. Нет, что касается «чуваков», то они были, пусть похуже столичных, но были. А вот «чувих» было мало, да к тому же они не были «барухами». Девиц в обилии поставлял «кильдим» (женское общежитие «Б-скстроя»), но все они – такая незадача! – не были «чувихами».

Поогорчались от такой несправедливости провинциальные стиляги и с головой ушли в джаз. Кое-кто владел аккордеоном, кто-то дул на кларнете, остальные стучали на пионерских барабанах, стульях, кастрюлях:

О Сан-Луи – город стильных дам.
Моя Москва не уступит вам.
Колхозный сторож Иван Кузьмич
В защиту мира толкает спич.
А председатель Степан Ильич,
Продав кобылу, купил «Москвич»…