Хроники Б-ска +

И вот перед Севой Саратовцевым, под улыбающейся во всю стену рожей Микки Мауса, сидели руководящие кадры литературно-террористической организации «Божья коровка». Митька Иванов – Рыжий, невообразимый юморист и выдумщик. Вовка Кузьменко – Канцлер, Эдик Косенков – Аппполон (конечно, не Аполлон, а именно Аппполон). Славка Прохаль, но Прохаль – не кличка, а фамилия. Юрка Николаев – спортсмен, студент и любитель джаза. Валерий Бабушкин – тоже студент и тоже любитель, хотя и не спортсмен. Юрка Михайлов – улыбка во все лицо, Вовка Афонин – Аф-старший и Витька Афонин – Аф-младший. Вовка Малашенко – Боб, он же Чиполлино, обладатель огромного луковицеобразного черепа, всегда задумчивый. Сенька Беленький – Сэм, в отличие от худосочного «дяди Сэма» полон, как стратостат. Толик Веселков – Толян, балагур и рубаха-парень. Валерка Веселков – Лев, много улыбался, мало говорил, много думал. А о чем он думал – ни с кем не делился, зато прыгал тройным прыжком и был чемпионом области. Вовка Веселков – Кава, чудо-мальчик, красавчик с вечной улыбкой на светлом личике, тайно пишущий стихи. Боря Шварц – неоднократный чемпион области по классической борьбе – Тяж. Валька Сотириадис – Трактор, сын Жоры Сотириадиса и старший брат Гаги – Германа Сотириадиса. На любые просьбы и вопросы отвечал одинаково: «Пусть трактор работает – он железный». Шурка Дружинин – Чимба, обладатель гомерического хохота. Когда он хохотал или кричал «тарзаном», у беременных женщин начинались схватки, а у милиционеров заходились сердца. Вовка Плавинский – Марта, ходячее пособие по анатомии человека. Олег Башкарев – Ходя, которому кличка досталась в наследство от родителя. Вовка Цурков – Цурик, любитель анекдотов и розыгрышей. И наконец, Шурик Зинов – Джон, неисправимый оптимист, несмотря на свое увечье: в детстве он переболел полиомиелитом и ходил с костылем. Костыль служил ему третьей ногой, орудием защиты и палочкой ударника, которой он отбивал ритмы на всех подворачивавшихся под руку предметах…

Вот какой была данная представительная организация.

Митька Иванов представил Севе Саратовцеву руководящих товарищей. Пояснил, что в целях конспирации все имеют клички.

– Мы знаем в общих чертах, что вас привело сюда, – сказал Митька Иванов. – Я попрошу более обстоятельно изложить мотивы.

Сева смущенно начал изливать свои обиды, постепенно смелея и повышая голос:

– … Ни одного стиха не напечатали. Печатают только родственников да знакомых. У меня стихи – настоящие, а они говорят: «Сыры». Сами они сырые!

– А о чем вы пишете, какая тематика? – застенчиво задал вопрос Кава, сам втихаря пописывавший стихи.

– Обо всем, – смутившись, ответил Сева, – про родной край, про борьбу за мир… Обо всем.

– Не станем вас обнадеживать, – сухо заметил Прохаль. – Мы должны ознакомиться с вашим творчеством. Руководство нашей организации очень строго относится к кандидатам в члены. Когда вы сможете представить стихи?

– Да хоть завтра! – с готовностью сообщил Сева.

– Но это еще не все, – вступил Юрка Михайлов. – Даже при положительном решении вопроса о вашем литературном наследии, чтобы стать полноценным членом организации, нужно пройти испытательный срок и выполнить необходимые тесты. Только тогда может идти речь об издании ваших произведений!

– Хочу внести ясность, – добавил Кава. – Наша организация прежде всего литературная, а уж потом террористическая. Нам нужны физически сильные люди. У нас есть оружие: противогаз, солдатская каска… Есть даже танк, находящийся в селе Чаусы. Но это на крайний случай, на случай самообороны. А в основном мы ведем только организацию помощи непризнанным литераторам. Однако если наступит крайний случай, мы должны быть готовы морально и физически!

Саратовцев пообещал быть готовым.

На следующее заседание он притащил в убежище кучу исписанных ученических тетрадей. Началось открытое, пусть иногда и совсем нелицеприятное обсуждение. Поэзия Саратовцева представляла собой помесь Маяковского, Твардовского, Исаковского, Долматовского и Трубецкого-Ляписа. Основным мотивом была борьба за мир и свободу порабощенных народов. Одно из стихотворений так и называлось: «Выкусите, колонизаторы!»

…Хинди-руси бхай-бхай!

Любой империалист это знай!..

После продолжительного и бурного обсуждения творчество Саратовцева было признано актуальным, и Севу представили «шефу», специально прибывшему «из-за» для ознакомления с кандидатом. Встреча происходила средь бела дня на трибуне стадиона «Динамо». Для конспирации, как объяснили Севе. В «шефы» был срочно произведен приехавший на каникулы Бабушкин. К великому своему огорчению, из всего английского он знал только: «вери гуд», «вери велл», «о'кей», «гоу хоум» и «вери мач». Общаться с ним приходилось через «переводчика», которым оказался Цурик.

– Гуд бай. Вери мач! – обратился к Севе «шеф».

– В каких войсках служили? – перевел Цурик.

– У меня белый билет… – засмущался Сева.

– О, вери велл, гоу хоум!

– Он спрашивает, – переводил Цурик, – у вас белый билет выдается белым, а черный – неграм?