Хроники Б-ска +

С этими утками вышла забавная история. Моя соседка купила на рынке десяток яиц какой-то новой породы кур, подложила их под свою наседку, а вывелись утята – бедная мамаша хохлатка долго не могла привыкнуть к плавающим деткам.

В этом озере однажды весной я чуть не утонул. Взрослые ребята катались на льдинах, и я четырёхлетний дурачок тоже полез. Спасла меня бабушка, восклицая: «Ах, какой смелый у нас Вовочка! Ах, как он далеко заплыл!» – бабушка указывала мне дорогу к берегу. Правда, когда я на него ступил, её восторженный тон куда-то сразу исчез. Ну, о порке рассказывать не буду.

Зимой озеро превращалось в каток. Коньки «снегурки», крепившиеся ключиком к ботинкам, у девочек; «канадки» – гордость парней; просто где-то найденные разнокалиберные полозья привязанные верёвками к валенкам, какая разница, главное – выйти на лёд. В городе катка ещё не было, и «городские» с беговыми коньками (как у нас говорили, «ножами») тоже приходили на наше озеро и носились по кругу. Именно от «городских» я впервые услышал мат.

Надо сказать, что в те годы на Чермете редко матерились, а при женщинах и детях вообще никогда. Мне было лет пять, коньков у меня не было, а на лёд хотелось, я катался «на ногах» и попал под ноги «городскому на ножах»… Он-то меня и послал к матери. Я удивился странному словосочетанию и пошёл проконсультироваться к бабушке…

И вот это озеро, этот источник информации, было решено засыпать и на его месте построить дом. Сегодня бы какие-нибудь «зелёные» подняли бы шум, у озера нашлось бы много защитников, но тогда все молчали; сопротивлялось только само озеро. Его засыпали – оно прорывалось, его снова засыпали, а оно снова прорывалось, теряя глубину, но увеличиваясь в размерах. Борьба была неравной: озеро одно, а строителей много, у них «наука и техника». Последний раз взбрыкнуло озеро, когда уже почти построили дом – прорвался ключ, но его засыпали и укатали тракторами.

Ещё доламывали последние бараки и наиболее ветхие строения, но уже не было обособленного пригорода – город поглотил Чермет, изменив и его внешний вид, и его психологию.

Последний и самый жестокий удар по черметовской вольнице нанесло дачное строительство в оврагах. Овраги были нашей естественной средой обитания, местом «великих боёв» и не менее великих замирений, местом детских пикников вокруг костра с печёной картошкой и уже взрослых «соображений на троих». В сегодняшних оврагах и собакам-то погулять негде, не то что детям. А когда-то…

Овраги

В 50-е годы лишь плоские вершины отдельных отрогов оврагов были распаханы под картошку, но это никому из нас не мешало, наоборот: наличие картошки решало наши продовольственные проблемы. Сероватый дымок костров и запах печёной картошки постоянно витал над оврагом. Можно сказать, что это были своеобразные черметовские маяки: подошёл к оврагу, поводил носом, втягивая запахи, и ты уже знаешь, где искать своих друзей-приятелей.

Спустился в лощину, подошел к костру, выкатил прутиком картофелину, побросал на ладонях, разломил…

– Эх, хорошо!

– Соль есть?

– Не-а…

– Без соли это не дело…

– Надо чеснок искать.

– Ага, надо. Ты за костром последи…

И вся шатия-братия поползла по горкам в поисках дикого чеснока, которого росло на склонах оврагов превеликое множество. А чеснок с картошкой – это уже пиршество. Кроме чеснока в оврагах росло ещё очень много всякой съедобной травы. Умение находить её, как и желание её искать, передалось нам, видимо, по наследству от детей военного времени – голода уже не было, а привычки голодной поры остались. Мы, собрав нужное количество «подножного корма», возвращались к костру, раскладывали свои зелёные трофеи, и пиршество продолжалось…

– Что-то сегодня тихо… Нет что ль никого?

– Почему нет? Вон прокурорские на «Длинке» крепость роют…

– А вы чего к ним не пошли?

– Да мы к Алексею-рыбаку собирались, он там за «Мелом» коптильню вырыл…

– Себилей коптить?

– Ага. Пойдем глянем, а потом к прокурорским на «Длинку»

Покончив с картошкой и дожевывая на ходу пучки тонких стеблей дикого чеснока, наша ватага двигается в сторону «Мела».

«Мелом» назывался склон оврага в районе нынешнего бетонного моста. Здесь черметовские хозяйки копали мел для побелки своих квартир – магазинные краски были дороги и в дефиците, а о таких изысках, как обои, у нас ещё слыхом не слыхивали. Чуть дальше всего изрытого мелокопателями склона на одной из горок возится Алексей-рыбак.

Этот парнишка был по-своему знаковой фигурой для Чермета. Все черметовцы были, так сказать, «домоседами», то есть покидали свой район довольно редко: малышей пасли бабушки и особо далеко не отпускали, старшие ребята если и ходили, то на футбол. Алексей каждое утро с ореховым удилищем на плече шёл на рыбалку. То ли родители за ним следили не так усердно, как за нами, то ли развивали в нём самостоятельность… Но мне иногда кажется, что ходить и ловить рыбу Алексей-рыбак начал одновременно.