Хроники Белого Ворона-5: ПОКА ЛЕТИТ МОНЕТА

— Сними уже железо, милый. И сходил бы тоже помылся. Вон, пока Ваня портал держит, в замок сгоняй. Там вода тёплая.

— Ну вот ещё! Оставлю любимую женщину ночью на враждебной территории и пойду, понимаете ли, купаться?

— Здесь как минимум наш старший сын, четыре охранника и куча бойцов. А тебе надо.

— Что, по́том пахнет?

— Кровью…

— Ладно, схожу, — ах, само великодушие! — Кстати, Угги просил им настройки подкрутить.

— Не поняла.

— Ну, тут понимаешь ли, все сплошь гомосеки.

— О, боги…

Эта задача была посложнее. Психокоррекция, блин… Что-то же сломало психику ребёнку? Или подростку. Или уже взрослому. Приходилось мне наблюдать и такие крены сознания.

Муж согласился с моими доводами и пошёл в замок, совершать банный заплыв. Из портала появились первые мыльно-рыльные принадлежности.

Угги (с помощью Глирдана, конечно) сказал рабам речь примерно следующего содержания: «Мы убили всех ваших хозяев, и теперь это место — наше. Работать будете как раньше, только кормёжка будет лучше, и построим нормальные дома для житья. Кто не будет слушаться — продам таким же хозяевам, как ваши старые. Мыться обязательно всем! В туалет ходить не где придётся, а строго в сортир! И ещё! Увижу кого накрашенного — сразу башку оторву, я вас предупредил! Сейчас идём мыться на речку, по очереди, как я вас разделил, а потом госпожа матушка кельда всех полечит. Потом будет ещё еда. Всё понятно? Первая партия — встали и пошли!»

Вечер совсем уже переходил в ночь и на новой, свежевытоптанной площадке (брезговали мы загаженной наркобарыжной) разожгли несколько нодий, вдоль которых сидели и брили друг друга отмытые рабы. Тощие шеи торчали из казавшихся огромными воротников. Старые вшивые лохмотья я велела сжечь, обрезки волос — тоже. Нафиг.

Наш фельдшерский пункт отличался походным лаконизмом. Мне нашли вполне приличный стул, Рагнейд, отдохнувшая и повеселевшая, устроилась рядом на табуреточке, а для рабов поставили напротив лавку. Хошь — сади, хошь — клади. Сервис!

Заглянув первому же в голову, я поняла, что это будет долго, очень долго. Мы же хотим не просто стереть память, а получить нормального человека. Ну, или хотя бы почти нормального. Или хотя бы такого, чтобы ненормальность из него не выпирала, как перестоявшее тесто из кастрюльки.

Я поискала глазами Угги. Или хоть кого-то из его ближних помощников…

— О, Гуннар! Иди сюда, дорогой.

Викинг подошёл и навис над нами тёмной горой. Мой пациент съёжился, стараясь слиться со скамейкой.

— Да присядь, а то у меня голова отломится на тебя так смотреть!

Гуннар присел на корточки, не начав при этом казаться ни на капельку безобиднее. Теперь его лицо ещё и находилось на одном уровне с нашими. Глаза мерцали красными отблесками костров. Я думала, голландский доходяга задохнётся от ужаса.

— Слушаю, госпожа, — низкий охрипший голос ну никак не добавлял ярлову помощнику няшности. Чисто медведь.

— Гуннар, голову лечить долго. Сегодня просто тело, чтобы не перемёрли и могли нормально работать. Но я обещаю, что потом, постепенно, посмотрю всех. Договорились?

— Как скажете, госпожа.

— Вот и ладушки. Угги предупреди.

— Хорошо.

— Матушка кельда, а почему эти линии такие бледные?

— Эти люди долго голодали, истощены.

— За что с ними так? Они ведь работали, приносили пользу.

Здравое рассуждение девочки, выросшей в рабовладельческом обществе.

— Иногда людям нравится издеваться над другими людьми. Смотреть на чужие страдания. Это тоже вроде болезни.

Рагнейд задумалась, наблюдая за моими манипуляциями.

— Хродвальд никогда бы не разрешил так мучить людей. Один раз Снорк избил мальчика, сильно, пинал его по спине. За то, что рыбы мало наловил. А разве он был виноват, если рыбы нет? — я слушала и не верила своим ушам: рыбы нет? Здесь⁈ — Так Хродвальд пришёл в такую ярость, что выгнал Снорка из Хедебю. Говорят, в Линдхольме его не приняли, так он ушёл в Бирку. А мальчишку Сигрун выхаживала, он долго ещё… как бы это…

— Мочился кровью? — подсказываю я.

— М-гм.

Кажется, помню я этого мальчика.

— Рагнейд, смотри: вот это — чужеродное включение, убираем его вот так… — и всё-таки меня продолжал терзать вопрос, — А почему рыбы мало было?

— Не знаю, всегда так было. У нас и картошка не очень росла, я когда ваш огород увидела, прям обалдела, — ввернула Рагнейд новенькое словечко, — А с ячменём дак вообще, Хродвальд говорил: проще покупать — я слышала.

— И муку покупали?

— Ну да. И кру́пы.

В свете сказанного то, что трэллов кормили по три раза в день, заиграло новыми красками. Удивительно.

— Ну вот. Вот это место видишь? Похоже на узел.

— Да!

— Это старый перелом, плохо сросшийся. Исправляем вот так…

Она посидела со мной ещё три сеанса, снова начала сдуваться, и тут уж мы попрактиковались восстанавливать собственные силы. Выходило пока слабо, но уже что-то.

— Молодец! На сегодня достаточно, иди спать.

— Можно я немножко у костра посижу?

— Полчаса. И мальчишкам скажи: мать велела полчаса — и спать.

— Хорошо!

Поскакала, довольная!

ДИДЕРИК

Следующего пациента привёл ко мне Глирдан, взволнованный и встрёпанный.

— Что такое?

— Матушка кельда, это музыкант!

— Прекрасно!