Хроники Белого Ворона-8: ЗА БУДУЩЕЕ!

Одно то, что ограничение в восемь рождённых детей для женщин (именно здесь, на Новой Земле) тоже можно считать доказанным физиологическим фактом. Всё-таки десять веков наблюдений — это вам не шуточки.

И мои предположения первых десятилетий оказались верными: период зрелости человеческой всё отодвигался и отодвигался, смещая возможность деторождения за черту стопятидесятилетнего порога… Ну, а что мы хотели? При такой продолжительности жизни всё должно быть пропорционально, верно?

От чего мы, хвала богам, были избавлены, так это от длительной дряхлости. Воистину, бодрая старость — великий плюс. Жить долго — угаснуть быстро, не отягощая потомков старческой немощью. Мечта.

А вот о чём мы подсознательно боялись думать — так это о том, что будет, когда придёт старость первых.

Да, у рождённых здесь детей уже появилась возможность… подготовиться, что ли? Вот, у нашей Надежды первые дети родились чуть не в сотню лет. А у них — уже под двести. Мда.

Наверное, пройдёт ещё лет триста, и конец первого тысячелетия назовут как-нибудь романтично. «Сумерки первых», например. Но для многих… Нет, не буду говорить за многих. Для меня лично это было столетие тяжелейших утрат.

Первым ушёл Долегон. В буквальном смысле — ушёл в лес. Оставил записку, что чувствует, мол, пришло его время. Никто не смог найти его тело, хотя рейнджеры долго шли по едва уловимому следу. А потом след кончился, словно истаял… Для нас Долегон навсегда слился с беловоронским лесом, едва ли не стал его духом…

Ушёл Степан, тихо, во сне. На его похороны собралась огромная толпа из из детей — родных, приёмных, их детей и внуков… Валентина не плакала, и меня это пугало. Только стояла у гроба и тихо улыбалась. А когда закрыли крышку, она повернулась к нам и сказала:

— Ну, вот, мои дорогие, и мне пора. Я просила Сингкэн, она не откажет, — села на крышку, и закрыла глаза. И… всё.

Ушёл Серегер, и говорят, его кто-то видел в море вместе с Оссэ…

Ушли кузнец Никита, Илья-геолог и художница Лэри.

Близкие уходили один за другим. Мои записи начали походить на ленинградский дневник Тани Савичевой, и я боялась того дня, когда смогу написать, что умерли все, кто зашёл с нами в первое лето. Просила, чтоб хотя бы дети ушли позже нас.

Да, наши века были долгими, но у меня росло в груди такое чувство, словно я стремительно сиротею.

Должно быть, я была не одна, кого мучали подобные мысли. И кое-кто тоже решил, что смотреть на «осень патриархов» ему невмоготу. Вот Андле. Нет, у неё всегда была манера исчезать и появляться, когда ей покажется нужным, но в этот раз вместе с ней исчез из замка её верный Брэдли Купер. И мы поняли, что Андле ушла насовсем.

В ночь середины лета девятьсот двадцать первого года, у костра, Кадарчан вдруг сказал:

— Хватит, однако. Мы с Олеськой уходим. Сколько можно молодым глаза мозолить? Всё знают, всё умеют, дальше пусть сами.

Олеся Васильевна извиняющеся пожала плечами:

— Вряд ли нас можно обвинить в том, что мы недостаточно исполнили свой гражданский долг.

— И куда? — спросил Вова.

Кадарчан был суров и загадочен, как тунгусский божок:

— Кочевать пойдём. Тайга.

— Я, кажется, созрела попробовать, — улыбнулась Олеся.

— Мы тоже уходим, — Андринг взял за руку Лику. — Мы думаем, что они должны научиться жить, не ожидая наших подсказок.

«Они» — это наши, как бы странно это ни звучало, потомки. Мда.

И, как в той древней книге про «Драконов моря», откуда у нас есть свой локальный мем «и все на драккаре согласились, что это было неплохо сказано», сидящие вокруг костра начали высказываться в том духе, что, и правда, пора разойтись, раствориться в этом мире, перестать довлеть авторитетом, и тому подобное.

Мы с Вовкой обменялись долгими взглядами. Он чуть шевельнул бровями. Вопросительно.

Я положила свою ладонь поверх его:

— Я как ты. Ты же знаешь.

— Давайте хоть раз в год встречаться, что ли? — перекрыл общий сумбур Глирдан.

— День встречи выпускников? — оживилась Олеся.

— А что, нормально! — наш Дед, заметно поседевший в последний год, потёр руки. — Посидим, новостями обменяемся!

А глаза-то! Опять, поди, рассчитывает у Оссэ что-нибудь выспорить…

Уйти оказалось куда проще, чем я это себе представляла. От управления баронством мы и так сто лет уж как самоустранились. А вот тишины, на удивление, хотелось. Наверное, это нормально, на закате жизни стремиться к тишине и созерцанию?

Вовка исчез из замка, велел мне ждать зелёного свистка. Я воспользовалась моментом и съездила в гости ко всем детям-внукам-друзьям-знакомым, всех предупредила, чтоб не паниковали, барон и баронесса окончательно удаляются на покой, ждите нас к середине лета в гости. Наверное.

В середине сентября муж объявился с известием, что «всё готово, шеф».

Мы взяли давно упакованный мной рюкзак (ладно-ладно, Вова взял), прихватили пару алабаев из молодёжи и пошли.

Что хочу сказать, хорошо, когда ваша артефактная мастерская работает девять сотен лет без передыху. Экранирующие амулеты у нас были по последнему слову науки и техники. Тьфу! Магии! Так что мы растворились в мире, как будто нас и не было.