Хроники ближайшей войны

Наконец, был тип поэта, наводящего мосты. Такой Эренбург с поправкой на масштаб – таланта и эпохи. Он позволял себе дружить с аборигенами (конечно, с простыми: с мальчиком, чистящим обувь, с официанткой, разносящей кофе). Иногда он даже помогал им почистить или разнести что-нибудь. Такой автор пил с рыбаками Флориды, закусывал с докерами Ливерпуля, спал с крестьянами Никарагуа. Иногда, впрочем, он посещал и художников (в основном прогрессивной ориентации). А иногда его приглашали в дома к миллионерам, где миллионерские дочки и жены пялились на него очень соблазнительно, а сам миллионер после долгой беседы, закуривая сигару, говорил мечтательно: «А знаете… я вдруг сейчас вам позавидовал. Вам, русским. Какое это, должно быть, счастье – каждый день ходить на работу… и быть уверенным, что и завтра опять на нее пойдешь!»

Ну еще бы не счастье. Счастье, конечно.

А больше в советское время за границу не ездил никто. Кроме, конечно, начальников партии и правительства, но это ж разве туристы? Это ж позор…

3. Постсоветский период

После того как железный занавес сменился золотым, поток выездных граждан было обмелел, но появление сотен сравнительно дешевых шоп-туров и вакационных поездок на экзотику вернуло ему былую полноводность. Каждый третий или в крайнем случае четвертый трудоспособный житель столичных городов может себе позволить неделю в Египте, Турции или на Цейлоне. Соответственно выявились и новые типы русских туристов, чей достаток колеблется от шестисот до нескольких тысяч долларов в месяц,- впрочем, менее всего эта классификация зависит от достатка.

Отметаем тип мешочника, челночника и «верблюда», в разных вариациях блистательно описанный А.Мелиховым, который на своем верблюжьем горбу почувствовал все прелести этого вида активного отдыха. Нас интересуют здесь праздные туристы, выкроившие от трудов праведных десяток-другой дней на знойных побережьях или в европейских столицах. Как правило, это мелкие бизнесмены, журналисты, банковские служащие, массажисты и визажисты, средней руки чиновники и аппаратчики, а также родственники названных категорий населения.

ТИП ПЕРВЫЙ, по нашим наблюдениям, особо распространенный. ЖЕНА НОВОГО РУССКОГО. Сам новый русский будет описан ниже, но он редко посещает курорты: нет времени. Зато жену он отправляет развеяться до трех раз в году. Жена нового русского – женщина околобальзаковского возраста, в диапазоне от двадцати пяти до тридцати трех, без высшего образования, с внешностью и манерами продавщицы среднего универмага и с претензиями директора крупного. Чрезвычайно общительна. С соседями по самолету, купе, автобусу, гостинице и бассейну интенсивно делится впечатлениями о своих предыдущих турах. Сравнение всегда выходит не в пользу нынешнего. В прошлые разы было жарче (прохладнее), солнце было ярче (милосерднее), гиды умнее, а публика адекватнее – на этот раз выдался сплошной плебс (подразумевается: кроме нас, людей рафине). «В Египте мы взяли верблюда и за два доллара объездили на нем весь город. Как было смешно! В Тунисе в меня влюбился хозяин местного отеля. Предлагал отель, целовал руку. Ужасно смешной!» О своем московском образе жизни распространяется не менее охотно: «Дома меня не застанешь, связь только по пейджеру. Нет, не работаю, о чем вы! С утра у меня МОЙ массажист, потом я еду в СВОЕ джакузи (род слова «джакузи» варьируется по полной программе), дальше катаюсь на лошади (вожу автомобиль)… Ни минуты свободной!» К экскурсиям относится в высшей степени неодобрительно. При первой возможности их пропускает и либо лежит целыми днями на берегу отельного бассейна, периодически с визгом в него погружаясь, либо пребывает в упомянутом джакузи. Негодует по поводу того, что негры посещают тот же бассейн, «что и мы». «И как это можно с негром? Меня бы стошнило!» Расизма не стесняется. С отельной обслугой скандалит по поводу недостаточного количества цветов в вазе, недостаточно низкого расклона и недостаточно начищенной обуви. На чаевые скупа. Брюзжит. С туземцами держит такую дистанцию, что британский колонизатор потупился бы. Фотографируется на фоне всего, ни на минуту не оставляет неизменную «мыльницу», демонстрирует фотоальбомы прежних поездок («Это я на слоне… вот слон, вот я… а это возле пирамиды, вот я, вот пирамида… мы так на ней хохотали!»). За едой налегает на десерт, утверждая, что мясо гибельно скажется на фигуре. Возит с собою не менее трех загарных кремов. К прощальному ужину приберегает вечерний туалет, состоящий из небольшого куска туго натянутой материи на двух бретельках, из которого выпирает пролетарское происхождение. В аэропорту бывает встречаема мужем выдающихся габаритов, который только что не двигает пальцами вот так. Устремляясь к иномарке, не только не предлагает подвезти попутчика из аэропорта, но мгновенно забывает о существовании группы. Некоторым, впрочем, оставляет номер мобильного – исключительно из удовольствия произнести слово «мобильный».