Хроники «Бычьего глаза» Том I. Часть 1

– Вы можете позабавиться еще более вздохами его страсти к вашей особе.

– Фи, гадкий! Кто может чувствовать биение своего сердца при сладких словах любви, после такой профанации этого разговора.

– Я знаю людей, способных очистить его для слуха вашего величества… Храбрый, великолепный герцог Монморанси…

– Замолчите, герцогиня.

И в эту минуту судорожно подымалась шемизетка королевы.

– Простите, ваше величество.

– Лучше говорите мне, – возразила государыня, поцеловав свою наперсницу в лоб;. – говорите мне о любезном по своей неожиданности возврате, когда король, победитель беарнских мятежников, появится в моей комнате утром с первыми лучами восходящего солнца…

– Столь же сияющий, как и это светило, но увы…

– Неожиданность, исполненная прелести и приятности.

– Единственное доказательство любезности, полученное вами от королевы… И я не позабыла ни одной подробности. Не давши знать заранее, Людовик вступает в Париж ранним утром в сопровождена пятидесяти четырех вельмож, которые, подобно ему, скачут, сломя голову, предшествуемые четырьмя почтарями, трубящими в рога. При шуме этой легкой кавалькады граждане вскакивают с постелей, тысячи полуодетых любопытных показываются у окоп и сотрясают воздух криками «да здравствует король!» Гвардия, изумленная и почти встревоженная, приступает к защите, и вскоре государь узнан: мосты опускаются, растворяются входы, и войско соединяет с парижанами свои восклицания. Народ толпами провожает быструю кавалькаду до самого Лувра. Король всходит на лестницу, торопливо пробегает покои, здоровается поспешно с матерью, летит к вашему величеству к покрывает вас поцелуями. Я тогда вышла из вашего гардероба, где ночевала.

– Какое приятное воспоминание! Но вам ведь известно всё, герцогиня?

– Конечно все.

– И удовольствие этого возврата окончилось с прелестью неожиданности…

– He стоит и думать об этом.

– Возвратимся в кардиналу. Вы не забудете, герцогиня, запретить ему вход в мой кабинет: его дерзкая любовь для меня невыносимее его дурных услуг, подобная дерзость возмущает меня до такой степени, что я намерена требовать мщения у короля.

– Да сохранит вас Бог от этой мысли! Фортуна первого министра основана на многочисленных услугах, оказанных государству, и неблагоразумно было бы нападать на него открыто: вы гораздо более потеряете, нежели выиграете, выказав гнев этому исполину могущества. Постараемся победить его оружием нашего пола: удар веером, укол булавкой или розовым шипом… Он тщеславен, как никто в мире, позвольте мне напасть на него с этой стороны, и смею обещать, что ваше величество не замедлите ему отомстить посредством его собственного унижения.

– Я буду в восторге. Чрезвычайно странно, что этот человек осмеливается посягать на мое доброе имя, после того как он столько раз нападал на мое счастье.

И высокая грудь королевы снова приподнялась от продолжительного вздоха.

Один порыв дочери Филиппа III, прежде замужества, может дать некоторое понятие о её характере. Французский посланник, заключивший это супружество, откланиваясь ей; спросил, не имеет ли она чего-нибудь приказать передать королю. «Скажите ему, – отвечала Анна: – что я нетерпением желаю его видеть». Ответ этот показался слишком легким графине Альтамира – старшей камерере инфанты. «Ах ваше высочество, – сказала она: – что подумает французский король, когда г-н герцог передаст ему, что вы так, страстно желаете брака?» – «Вы сами учили меня, – возразила наивно молодая невеста: – что всегда надо говорить правду, и я следую этому уроку.» Из этого можно, судя по нраву и привычкам короля, заключить, какую взаимность нашли наклонности королевы в сношениях с своим супругом.

* * *

В глубине большой комнаты, называемой оружейным кабинетом, молодой человек среднего роста, довольно хорошего сложения, с черными волосами, бледным лицом, с грустными взорами отдыхал, полулежа на постели, извлекая звуки из великолепной лютни. Черты его лица были правильны, но подёрнуты грустью; по обыкновению он был молчалив, и когда говорил, то голос его, затрудняясь произношением, приводит eго в нетерпение, переходящее часто в гнев. Платье его, такого же сурового вкуса, как и его нрав, скорее приличествует пожилому человеку, нежели ему, не достигшему, по-видимому, двадцатипятилетнего возраста. Фиолетовый, бархатный плащ, брошенный на кресло, дозволяет видеть его серую куртку с черными атласными вставками на рукавах, и на груди. Кружевной воротник не весьма искусной работы прикрывает голубую ленту, на которой, висит орден св. Духа. Короткие, черные в обтяжку штаны схвачены на боках шелковыми шнурками, и широкая висячая. кружевная оборка оканчивает их ниже колена. Чёрные чулки и башмаки с кисточками на высоких каблуках – дополняли этот почти траурный наряд. Молодой человек, одетый таким образом, был Людовик XIII, король Французский и Наваррский.