Хроники Чарма

– Но как тебе удалось? – недоумевал его сын. – Неужели тебя не выводили из себя все эти формулировки из учебников по истории? «Ему пришлось убить родную мать, дабы спасти весь Чарм».

– Надеюсь, там есть приписка про Контессу? – шутливо поинтересовался мужчина. – Без нее я бы этого не сделал.

– Пап, я серьезно.

– Что ты хочешь знать?

Максимилиан слегка замешкался, прежде чем сумел задать следующий вопрос:

– Как ты сумел это сделать?

– Сумел сделать что? – Нейт будто бы так сильно боялся сказать что-то лишнее, что ему нужно было подтверждение о том, что от него хотят услышать.

Его сын пожал плечами:

– Отбросить мысли о том, что они твои родители.

– Они никогда не были моими родителями, – устало ответил мужчина.

– Да, мои бабушка и дедушка – это Изабель и Оливер. Но ты понимаешь, что я имею в виду.

Натаниэль посмотрел на него исподлобья, сложив руки на стол. Молчал несколько дольше, чем чтобы это можно было назвать простой паузой в разговоре.

– Я не хочу быть тем, кто скажет тебе, что мир – это только черное и белое. Это не так. Но Доминик и Триша не были… как бы это сказать. Я не знаю, – он действительно был сбит с толку. – Достойными людьми? Как грубо это звучит. Доминик был таким еще задолго до войны. А Триша стала такой в каком-то смысле из-за него. И я не оправдываю ее – это все равно не давало ей права сделать все то, что она сделала. Скольким людям она разрушила жизнь? И не сосчитать. Но я понимаю, почему она к этому пришла. И когда я убил ее… – Нейт опустил глаза, эти слова давались ему несколько сложнее. – Я даровал ей покой. Я, правда, так считаю. Вне зависимости от того, проиграла бы она или выиграла бы – она бы не смогла жить с собой после всего этого. Но она не могла остановиться. Не знаю, почему. Наверно, считала, что больше у нее ничего нет. В каком-то смысле это была правда – ведь даже последних близких людей она похоронила.

– А ты? – неуверенно поинтересовался Макс.

– Она не воспринимала меня, как своего сына, – Гринфайер скорее рассуждал, нежели сообщал достоверный факт. – Думаю, ей так было легче. Она решила, что потеряла своего ребенка тогда – шестнадцать лет назад. И дальше оставалась только цель. Я же был средством достижения этой цели. Если в ее голове хоть на мгновение и закрадывалась мысль о чем-то большем, она наверняка знала, что я никогда ее не прощу.

– И ты не простил?

Нейт беззвучно рассмеялся – но в этом выражении эмоций не было ни капли счастья:

– Это тот вопрос, на который я вряд ли смогу когда-нибудь дать вразумительный ответ, – затем он вдруг стал спокойным и серьезным. – Я отпустил.

Макс смотрел на отца задумчиво, будто бы пытался читать между строк. Его язык тела выражал некоторое напряжение. Хотелось узнать так много, но вместе с тем не хотелось знать ничего.

– А что насчет Доминика? Он спас тебя, верно?

– Это правда, – мужчина кивнул. – Но, знаешь, в каком-то смысле, я думаю, что тем самым он спас свою душу.

Натаниэль едва заметно улыбнулся. Воспоминания о Доминике не были для него чем-то неприятным, скорее вызывали ностальгию, но не радостную, а какую-то неловкую, веселую. Подростковую.

– Он был жестоким человеком, – продолжил Нейт. – И грубым. Ко всем, кроме меня и Джулиана. Ребята говорят, что он стал меняться только благодаря мне. Но после всего, что случилось… Кажется, пути назад уже не было. Я бы никогда не смог воспринимать его так, как он того хотел. Он знал это. Мне жаль его, – его слова звучали абсолютно искренне. – Он осознал все свои ошибки. Надеюсь, что все. И он был готов заплатить за них.

– Ты не часто о нем вспоминаешь?

– Нет, – подтвердил мужчина. – Но я все равно стараюсь это делать. Вспоминать его и Тришу. Потому что я – единственный, кто может это делать.

На лице Гринфайера появилась мимолетная улыбка. Яркая и светлая. Всепрощающая. Это тронуло Макса куда сильнее, чем он изначально ожидал. Слегка приподняв уголки губ, он кивнул. Таким образом он навсегда закрыл эту тему для них обоих.

Николас Мейпл устало перебирал бумажки, когда в его кабинет постучали. За окнами было уже совсем темно, и большая часть сотрудников разошлась по домам, а остальным пришлось задержаться – побег и последующая смерть Амоса Смита вызвали за собой слишком много бумажной волокиты.

– Да-да? – мужчина не отрывал взгляд от своего рабочего стола.

Его дочь просунулась в комнату лишь слегка – как-то нелепо и выглядя при этом совсем по-детски. Она молчала, пока он не поднял на неё свой взор.

– Мари, заходи, – Ник улыбнулся, подзывая девушку рукой.

Колдунья закрыла за собой дверь и направилась к месту напротив отца – ее шаги не были такими уверенными, как обычно – она будто бы слегка подпрыгивала, сжав руки в кулачки. Ее поведение рядом с Мейплом давало стопроцентную гарантию того, что она – папина дочка.

– Ты скоро заканчиваешь? – Мари склонила голову.

Мужчина издал какое-то неопределенное хмыканье, вновь сосредоточившись на работе:

– Тебя мама послала?

– Не совсем, – задумчиво ответила девушка. – Нет, она, конечно, рвёт и мечет, но…

Глава комитета усмехнулся:

– …но ты просто утомилась сидеть с ней в одной квартире.