Хроники частного сыска

В семь часов проснулся Тамаз и посмотрел на спящую жену. Он не вставал, а лежал, нежась, отгоняя назойливую дремоту. Зевал. Но в половине восьмого он обязательно поднимется, так как надо будет провожать накрытым столом первых отъезжающих постояльцев, которых должен разбудить Егор в восемь утра. Тамаз знал, что утренних посетителей нет или их очень мало, потому что в противном случае, Егор уже стучался бы к ним в дверь, – но не раньше шести часов утра – это разрешенное для побудки хозяев время.

Но Егор и слыхом не слыхивал и видеть не видывал каких-то там клиентов. Он всё также спал на своём служебном месте. Правда, раз Егор всё ещё спит, значит, клиентов так-таки нет, иначе бы они его разбудили…

Около полудня, когда разъехались все постояльцы, кроме четверых ребят экстремалов и одного невзрачного типа в длинном демисезонном пальто, а в ресторанном зале было всего три новых клиента, звонко стукающих вилками по тарелкам, Тамаз спросил жену, в праздности сидящую перед телевизором:

– Олег нам пока не нужен?

– Обойдёмся.

– Я велел ему приходить к трём часам. Пускай отдохнёт.

– Пускай. Если что-то стрясётся, защитник с него всё одно никакой. Да и Егор спит наверху. Так что…

– Я что-то как-то упустил… в каком часу съехала хворая дама?

– А она ещё не спускалась, – спокойно сказала Лариса.

И вдруг Лариса чего-то испугалась.

Тамаз смотрел на неё непонимающе: «Как так?»

Лариса в ответ пучила глаза.

– Ты чего? – спросил он жену.

– Мелькнула одна мысль… шальная бестия.

– Какая?

– Не важно, – отмахнулась жена, напуская на себя беспечность.

– Так как же с той дамой? Она что же, всё так и спит? Не долго? Или она всю ночь маялась? Тебе не кажется, что её надо проверить?

– Наверное. Утром я заглядывала. Всё было нормально. Она спала. Только зачем-то открыла окно. В комнате было ужасно холодно. Но, может, ей так легче.

– Пока никого нет, пойдём-ка, навестим её. Если она оклемалась, накормим чем-нибудь полегче да и отправим восвояси. Пускай продолжает свой путь или отправляется в больницу.

– Да-да… пойдём… пойдём скорее!

– Почему?

– Меня не отпускает шальная мысль. Я беспокоюсь.

Тамазу показалось, что мысль жены настолько взбунтовалась, так она заметалась у неё в голове, что выскочила из неё, стукнулась о стену и угодила в него – у Тамаза отвисла челюсть, он посерел. Жена увидала это и поняла, что муж подумал о том же, что с минуту назад стало терзать её.

Чвакошвили поспешили наверх.

Они боязливо открыли дверь – на свободу рванулся холод, обдав их запахом осени, который смешался с кислотным духом. В ноги ударились десятки сухих листьев.

Сердца у Ларисы и Тамаза застыли, будто замёрзнув, а члены затряслись мелкой дрожью.

Давление в комнате выровнялось и Чвакошвили ступили за порожек.

В свете пасмурного дня им открылась ужасная картина.

Пол комнаты был заляпан лужицами рвоты с отпечатками ступней. На кровати в изодранной ночной рубашке, практически оголившей тело, лежала некогда полная, дородная женщина, теперь же походящая на мумию – настолько она усохла. Голова была вывернута в сторону. Лицо – маска из кожи, неловко наброшенной на череп. Пальцы рук скрючены, – они застыли возле расцарапанной груди, словно, разодрав одежду, женщина старалась добраться до лёгких, которым почему-то стало не хватать воздуха.

Тамара Савельевна была мертва.

– Ааа! – вскрикнула Лариса и попятилась к стене, вжалась в неё и закрыла рот кулаком.

Оглушённый Тамаз не стал пробираться среди луж рвоты, почтя за лучшее, до приезда милиции, оставить всё так, как есть. Он обнял жену, вытащил её из комнаты и запер дверь на ключ.

Подходя к лестнице, они столкнулись с невзрачным мужчиной в длинном демисезонном пальто. Он стоял, смотрел и молчал.

Чета Чвакошвили спустились по лестнице не чуя под собой ног.

За стойкой бара откуда-то взялся Егор. Он уплетал за обе щеки цыплёнка.

– Вызывай полицию и «Скорую», – сказал Тамаз Егору, обнимая за плечи Ларису, сотрясаемую беззвучными рыданиями. – У нас труп, – добавил он и увёл жену через кухню в их жилую комнату.

Егор не поверил. Он подумал, что спросонок ослышался.

Лёша, Кирилл, Сёма и Рита сидели за уже ставшим привычным для них столиком. Они слышали сказанное хозяином заведения и побледнели. Взглянув на них, Егор увидел, насколько они ошарашены, и понял, что он всё правильно расслышал. Егор бросился к телефону.

На верхней площадке стоял мужчина в длинном демисезонном пальто и смотрел на всех печальным взглядом.

Быль

Он пытался хоть сколько-нибудь поспать в своей раздолбанной «девятке». Содрогаясь от холода, кутаясь в демисезонное пальто, надвигая на глаза и уши шерстяную шапку, пряча за пазухой руки и периодически включая обогрев дырявого салона, он мучился и с нетерпением ожидал рассвета.

Вот уже пятый месяц он занимался делом, которое в последнюю неделю, день ото дня, всё чаще и чаще представлялось ему безнадёжным, потому что он всё отчётливее слышал шелест осени, и всё отчётливее она ему мерещилась. Отчаяние и тоска съедали его внутренности, а о душе он уже забыл вспоминать: чего ради вспоминать о том, что давно выстыло на промозглом ветру.