Хроники Черного Отряда

Душечка сделала верный выбор. Победа стоила бы ей, по моим прикидкам, половины армии. А летучие киты – слишком большая ценность, чтобы расставаться с ними ради столь ничтожного приобретения.

Душечка отступила.

Госпожа отвела свои войска и позволила противнице уйти, хотя могла бы продолжать атаки почти бесконечно.

Мы сели. Я перелез через борт намного раньше Госпожи и нарочито мелодраматически поцеловал землю. Госпожа расхохоталась.

Она прекрасно провела время.

– Ты отпустила их.

– Я преподала им урок.

– Она сменит тактику.

– Разумеется. Но пока сила на моей стороне. Я не использую ее, и это кое о чем говорит. К тому времени, когда мы доберемся, твоя крестьянка хорошо обдумает все последствия.

– Мне тоже так кажется.

– Ты неплохо себя вел для новичка. А теперь пойди и напейся, или что-нибудь в этом духе. Только подальше от Хромого.

– Слушаюсь.

Я отправился в отведенную мне комнату и попытался унять дрожь.

42 Возвращение

В пределы равнины мы с Госпожой вступили через двенадцать дней после воздушного сражения над Лошадью. Ехали верхом на полудохлых клячах по старой тропе, право свободного прохода по которой обитатели равнины обычно уважают. В обтрепанной дорожной одежде Госпожа уже не была красавицей. Не старая карга, конечно, но и внимания особого она не привлекала.

Мы двигались по равнине. По самой пессимистической оценке, Великая Скорбь подмоет Великий курган через три месяца.

Менгиры обнаружили наше присутствие. Я ощутил их взгляды почти сразу же, а Госпожа ничего не замечала, пришлось показывать ей камни. Ради этой поездки она решилась отключить все области своего восприятия, кроме чисто физических. За время путешествия ей предстоит вспомнить, как живут смертные. Это нужно, чтобы не наделать ошибок в Норе.

Смелая женщина.

Надо быть смелым, чтобы сыграть с Властелином на его собственном поле.

Маячащих в отдалении менгиров я игнорировал, сосредоточившись на обычной жизни равнины, вскрывая тысячи крохотных ловушек, которые могли бы выдать Госпожу в женщине, что ехала рядом со мной. Так всегда делают, когда на равнину приходит посторонний. Ничего необычного.

На третий день нас едва не застала буря перемен. Госпожу буря потрясла.

– Что это? – спросила она.

Я, как мог, объяснил. Приплел теории, какие только слышал. Она, разумеется, знала все это и без меня, но… лучше один раз увидеть.

Вскоре после этого мы наткнулись на первый коралловый риф. Это значило, что мы забрались в самое сердце равнины, в гущу кошмаров.

– Каким именем ты воспользуешься? – спросил я. – Мне бы к нему привыкнуть.

– Думаю, Ардат. – Она усмехнулась.

– У тебя жестокое чувство юмора.

– Возможно.

Казалось, изображать обычную женщину доставляет ей удовольствие. Точно любовница вельможи, гуляющая по кабакам. Мы даже готовили с ней по очереди – к вящей скорби моего желудка.

Интересно, что думали о наших отношениях менгиры? Несмотря на все усилия, холод формальности растопить было не так-то легко. Самое большее, что мы могли изобразить, – товарищество, и уж этому менгиры точно удивлялись. С каких это пор мужчина и женщина путешествуют вместе, а спят врозь?

Вопрос о том, чтобы довести достоверность роли до такой степени, пока не вставал – к счастью. При одной мысли об этом меня охватывал такой ужас, что встать мог разве что вопрос.

Вскарабкавшись на гребень холма в десяти милях от Норы, мы наткнулись на очередного менгира. Тот стоял себе у дороги и ничего не делал – двадцать футов ненормальной горной породы.

– Это и есть говорящий камень? – спросила Госпожа тоном усталой туристки.

– Ага. Эй, валун, я вернулся.

Менгир промолчал. Мы прошли мимо. Когда я оглянулся, камня уже не было.

Изменилось не многое. Однако, перевалив через гребень последнего холма, я обнаружил у ручья лес бродячих деревьев. Брод охраняла толпа менгиров, как живых, так и мертвых; среди них носились вывернутые верблюдокентавры. Праотец-Дерево стоял в гордом одиночестве и звенел, хотя был полнейший штиль. Под клочковатыми облачками одиноко парила сарычеобразная птаха – возможно, та самая, что уже несколько дней следила за нами. Но человеческого присутствия – ни следа. Куда Душечка дела свою армию? Не в Нору же запихнула?

На мгновение меня охватил страх, что крепость оставлена. Но когда мы переехали через ручей, из кораллов вышли Эльмо и Молчун.

Я ласточкой слетел с коня и сграбастал их обоих в охапку. Обнимались молча. Ни единого вопроса – в лучших традициях Черного Отряда.

– Проклятье! – прошептал я. – Проклятье, как же хорошо снова видеть ваши рожи. Я слыхал, что вас на западе в порошок стерли.

Эльмо с легким любопытством глянул на Госпожу.

– Ох… Эльмо, Молчун, – это Ардат.

Она улыбнулась:

– Очень приятно познакомиться. Костоправ так много о вас рассказывал.

На самом деле я ни слова не промолвил. Правда, она-то читала мои Анналы. Спешившись, она протянула руку, и мои товарищи обалдело пожали ее, – по их понятиям, обращаться на равных можно было только с Душечкой.

– Ну, пошли вниз, – сказал я. – Мне тысячу новостей надо сообщить.

– Да-а? – произнес Эльмо.