Потом дядюшка Пун присоединился к остальным, держа в руках тарелку с шипящей отбивной, рисом и обжаренными овощами. Обильно полив ужин кетчупом и соком от мяса, он тут же набросился на еду, вооружившись ножом и вилкой. Отбивная брызнула кровью, рис стал коричнево-красным. Почти сырое, но горячее мясо пришлось дядюшке Пуну по вкусу.
– Варвар! – с отвращением проворчал Фэн.
– Ты давай, наливай виски, старый черт!
Фэн выполнил приказание, воспользовавшись возможностью вновь освежить свой стаканчик.
– Придется мне догонять тебя, – заметил дядюшка Пун.
– Не переживай, – успокоил его Фэн. – Можешь выпить долю Бычка. Пун с явным удовольствием быстро расправился с отбивной.
– Да, если бы не отбивные, как хотел бы я сейчас вновь очутиться в родном Фошане! – вздохнул он.
– Да-а, еда там, в Фошане, – это, Бычок, скажу я тебе… да ты просто никогда и не пробовал ничего подобного! – согласился дядюшка Фэн.
Тут Сайхун вспомнил о многочисленных застольях и празднествах, в которых ему довелось участвовать. Это происходило в красивых залах из сандалового дерева. Он не мог не согласиться с тем, что кантонские повара славились своим искусством. В конце концов разве императору Цзянлуну не пришлось переодеться инкогнито лишь для того, чтобы отправиться на юг и попробовать тамошнюю кухню?
– О да! – с энтузиазмом воскликнул дядюшка Пун, когда Сайхун упомянул эту историю с императором.
– Император был хитер. А еще он был непревзойденным воином.
– Но при этом жестоким, – вмешался Фэн. – Ведь он сжег дотла Шаолинь!
Глядя на то, как старики потихоньку напиваются, Сайхун предался воспоминаниям и сентиментальным размышлениям. Где теперь Китай странствующих рыцарей и древней красоты? Где его мастер, храм, товарищи по учебе? Где та жизнь, к которой он стремился, – жизнь путешествий по дивным пейзажам, опутанным плотной паутиной исторических воспоминаний? В Китае каждый камешек, каждая травинка хранили в себе бездну преданий, как действительно имевших место, так и мифологических. То могли быть рассказы о вечной дружбе, сказания об известных сражениях, легенда о месте, в котором бог спустился на землю, или место встречи возлюбленных, река, в пучине которой спят драконы…
– Я уже стар, – произнес Фэн, который порядком опьянел, – но если бы мог, обязательно вернулся бы обратно.
– А я ни за что, – твердо заявил дядюшка Пун. – В Китае я жил бы еще беднее.
– А ты, Кван, – ты вернулся бы назад? – спросил Фэн.
– Не знаю. – Как он мог рассказать им о задании, которое надлежало выполнить.
– А почему бы тебе действительно не вернуться? Ты бы женился.
– Женился? – улыбнулся Сайхун. – Я не из той породы.
– Каждый мужчина из той породы! – рассмеялся Фэн.
– Но ведь вы двое холостяки, – возразил Сайхун.
– Ты думаешь, жить в этой стране так легко? – спросил Фэи.
- Не в этом дело, – угрюмо произнес Пун. – Слишком старые, слишком бедные, слишком некрасивые… Если у человека есть хотя бы одно компенсирующее качество, этого достаточно. Например, если ты богат, ты можешь купить себе невесту независимо от того, насколько ты стар и уродлив собой. А что мы? Как говорят здесь, – тут он переключился на английский, – «Три раза будешь участвовать в забастовках – и ты уволен!» И все трое рассмеялись, согласно кивая головами.
– Значит, ты приехал сюда, чтобы разбогатеть, как и все мы? – спросил Фэн у Сайхуна.
– Ну, я слышал, что Америка очень необычная страна, – честно ответил Сайхун.
– Необычная в каком смысле? – в голосе у Пуна послышалась озабоченность.
– Я читал конституцию и Декларацию Независимости. Я подумал, что это замечательная страна.
– Глупый книжный червяк-идеалист! – укоризненно произнес Фэн. Дядюшка Пун задумчиво осушил стакан:
– По крайней мере, я надеюсь, что теперь ты выбил эту дурь у себя из головы!
– Ты пьян! – предупредил Фэн.
– Нет, не пьян, – стоял на своем Пун. – А даже если бы и да – разве от этого мои слова менее ценны?
– Наш Бычок полон романтики и идеализма, – возразил Фэн. – Зачем ему портить жизнь болтовней?
– Значит, он книжечки почитывает, – пожал плечами Пун. – Что ж, попытаюсь дать ему настоящее образование.
– Как хочешь, – ответил Фэн. – Я пока помою посуду.
Нетвердо держась на ногах, дядюшка Пун развернулся к Сайхуну. Он наклонился достаточно сильно, чтобы Сайхун мог почувствовать тяжелый «алкогольный перегар.
– Дай-ка я расскажу тебе, что однажды мне сказал человек с Кавказа, –
Сайхун лишь улыбнулся и снова наполнил стакан дядюшки Пуна. Не исключено, что все пьяыые сборища неизменно превращаются в отвратительное зрелище. Подхватив свою тарелку, он помог Фэну управиться с посудой, а затем вышел в морозную ночь. Сайхун был все еще достаточно молод, Чтобы считать замечание дядюшки Пуна проявлением обыкновенного цинизма.