Хроники Дао

Его метафизические рассуждения были не только просветляющими – они были практически неуязвимы для возражений. Глубина его познаний в области культуры Китая была просто поразительной. Он знал даже то, о чем не имела представления моя бабушка, а в некоторых случаях он оказывался даже более традиционным и консервативным, чем она. Но стоило мне вспомнить мгновения тренировок, когда он демонстрировал воздействие того или иного удара, как все сомнения отпадали сами собой. Его умение было очевидным. Никто не в состоянии имитировать талантливость.

Слушая о его путешествиях по США, я знал, что и ему приходилось идти на компромисс а иногда и совершать неизбежные ошибки. Может, кто-нибудь даже сказал бы, что иногда он вел себя «не духовно». Что ж, тот, кто дрался с уличным хулиганьем, работал поваром и официантом, кто наравне с другими иммигрантами отчаянно цеплялся за жизнь, вполне мог не подпадать под понятие святого монашка, еще больше стремящегося к святости. Но человек, который лицом к лицу встречается с самыми заковыристыми вопросами жизни, редко получает удачу и существование, лишенное конфликтов и сомнений. Духовность, которая никогда не проверяется огорчением, которой никогда не приходится сталкиваться с дилеммой противоречивого опыта, никогда не станет ни сильной, ни честной, ни истинной.

Именно к такой целостности несомненно стремился господин Кван. Он недвусмысленно заявлял, что не считает себя особенным. Он объяснял, что его единственным секретом является то, что он старается сохранять линию своего мастера, заботится о своем здоровье, ищет смысл жизни и помогает всем, кто ему встретится, не заботясь о том, чтобы привязать этих людей к себе. Его даосизм представляет собой несгибаемую, практичную, трудную и дисциплинированную систему. Ои был приверженцем обета безбрачия, воздержания от спиртного, наркотиков, определенных видов мяса, дурных мыслей, а также выступал против излишней увлеченности мирским. Для него существовали только ежедневные занятия, дисциплина, честь и понимание.

Возможность следовать за учителем требовала от потенциального ученика серьезных жертв. Я не удивлялся количеству учеников, которые бросили Квана, – их было в десятки раз больше, чем тех, кто решил остаться. Уходившие не хотели приносить жертвы в виде собственных удовольствий, отношений или соображений карьеры. Кван однажды сказал мне, что, поскольку далеко не каждый может остаться и учиться, у него не остается иного выхода, кроме как отпускать прочь всех недовольных. Тогда я подумал: это очень прискорбно; но сейчас через много лет после этих слов, я вынужден согласиться с тем, что Кван был прав.

Я также не избежал жертвоприношений, хотя это было делом совершенно добровольным и постепенным. В частности, иногда я любил выпить. Когда-то я начал изучать цигун, господин Кван предупредил меня: брось пить. Когда тело очистится, оно само освободится от всего вредного. Я лишь внутренне посмеялся над таким советом. Разве можно верить, что все эти «вдох-задёржка-выдох» и прочая чепуха возымеют какое-нибудь действие? Лучше подождем, посмотрим – подумал я. Другим прискорбным увлечением была любовь к пирожным.

Вскоре я обнаружил, что переношу спиртное уже не так, как раньше; хуже того – удовольствие от этого занятия стало блекнуть. Наверно, чисто психологическая реакция, решил я, упрямо отказываясь меняться. К окончательному решению меня подтолкнул настоящий кризис.

…Господин Кван тогда был в далеком отъезде. А я только что переехал в новый дом и на следующий день собирался устроить вечеринку. Внезапно меня начало жестоко тошнить – я проснулся ночью с ощущением, что вот-вот умру. Безусловно, вечеринку можно было отменить, но я не желал расстраивать праздник. Но также я не мог придумать и спасения от кошмарного Состояния. Я стоял в уборной на коленях и, сотрясаясь от озноба, ожидал, когда это начнется. Я ненавидел* когда меня мутит; и мне совсем не нравилось блевать. Чувствуя, как желудок корчится в сухих, бесплодных спазмах, я проклинал Квана.

«Знаю, это ты мне все подстроил, – с подозрением шептал я. – Или какой-нибудь твой сообщник сверху. Хорошо же: по рукам. Дай мне только поправиться до вечеринки, и я брошу пить».

К моему величайшему изумлению, на следующий день я чувствовал себя прекрасно. Я решил сдержать свое обещание – оно было ничем не хуже Любых других оправданий перед друзьями, которые в тот вечер не могли надивиться моей упорной трезвости.