Все то время, что Ева рассматривала фотографии трех скелетов, выложенных на полиэтилене, она теребила образ Святой Игумении Евы, висящей рядом с крестиком на шее. Ева острее остальных принимала к сердцу тяжелые судьбы женщин, она восполнялась обидой за них, скорбела, как если бы они были ее матерями или дочерями, а потом заставляла себя обрести силы, чтобы продолжать бороться за их права и достойную жизнь. Девяносто процентов от ежемесячного пожертвования спасенного миллиардера она направляла в фонды борьбы с женским обрезанием и бесплатного образования для женщин в странах Африки.
– Форт уже много лет заброшен, денег на содержание у города не было. Муниципалитет планировал его снос и уже внес в дорожную карту. Но в прошлом году объявился один филантроп, чьи предки возможно владели фортом триста лет назад, и проспонсировал археологические раскопки.
– То есть тот, кто выбросил кости, надеялся, что бульдозеры навеки закопают его работу, – сказала Ева.
– Но пути Господни неисповедимы, – вставил Виктор.
– Иншааллах, – поддержал Габдулла. – Образцы ДНК из того подвала совпали вот с этим.
Он протянул отдельный конверт, очень дорогой для него, потому что именно свежий труп был дорожкой к убийце, потому что скелеты уже оставили на себе мало информации.
Бертраны смотрели на жуткие снимки жертвы сатанинского подвала. Плоть уже частично разложилась, видны проеденные насекомыми части органов, лицо отсутствовало – вместо него скальп и выеденные глаза.
– Криминалисты определили ее возраст, расу, даже некоторые привычки при жизни. Эксперты восстановили ее лицо на фотороботе.
Ева читала отчет криминалистов и разглядывала каждую деталь нарисованного лица, все больше представляя эту красивую женщину в жизни. Ох, а она совершенно точно была красивой! Черные волосы, бледная кожа, ростом, примерно как Стефания, возраст 25-30 лет. Ева представляла, как элегантно эта женщина курит, сидя в плетеном кресле уличного кафе на набережной, смотрит на горизонт, строит планы, рисует в мыслях собственное счастливое будущее. Но Господь уготовил ей другое предназначение, и Ева до сих пор не постигла мудрость Его подобных решений. Религия учит предопределенности, мол, все в этой жизни для тебя уже расписано в блокноте Бога, а значит где-то посреди того списка есть и несчастья. Зачем же Богу причинять тебе зло? Клирики вышли из щекотливой ситуации присущей им особенностью наставлять: через зло Бог учит людей морали. Боль и страдания – двигатель нравственной эволюции человечества. И это было самым жестоким уроком, который Ева все никак не могла выучить. Просто не укладывалось в голове, почему мы учимся лучше через боль и ошибки, почему нельзя сразу стать прилежным студентом.
– Она так похожа на тебя… – прошептала Ева.
Стефания озабоченно взглянула на сестру.
– Они всегда похожи на меня, – ответила она.
Каждый раз, когда Габдулла приносил фотографий убитых женщин, Ева видела в них свою родную кровинушку. Ведь, как уже было сказано выше, Ева всегда видела в них своих родных. Настолько больно ей становилось за их отнятые жизни, что она проецировала на них родственные связи, хотя зачастую ничего схожего у Стефании с жертвами не было. Но Ева не могла изгнать из мыслей картину того, как сестра становится жертвой сатанистов, которые привязывают ее к кольям на полу над пентаграммой и совершают жуткие вещи. У Евы падало сердце вниз, и она не могла дышать.
Стефания мягко приобняла сестру за плечи и похлопала по спине.
– Господи. Не дай Бог такое, – тяжело выдохнула Ева и отстранилась от всех этих страшных фотографий с разлагающимся женским трупом, выложенными костями, сатанинскими метками.
От самой идеи, что в мире есть чудовища, способные творить все, что им вздумается, со слабыми беззащитными женщинами, становилось гадко на душе. Легко, конечно, когда природа наделила тебя преимуществом в физической силе, использовать слабых, надругаться над ними, сделать им больно. Зачастую подобные аморальные личности сами те еще трусы.
Стефания с тревогой смотрела на сестру, вставшую рядом с камином и уставившуюся на горящие полена. А потом переглянулась с дядей. Они тоже чувствовали переживания Евы, ведь у каждого из них была слабость. У Евы – к женщинам, у Стефании – к животным, у дяди – к детям. Это не означает, что проблемы других их волновали меньше или не волновали вовсе. Просто души их изливались состраданием к тем, кого они считали наиболее слабыми в этом мире.
– Определить причину смерти пока не удалось. Над этим работает талантливейший эксперт. Надеюсь, скоро получить подробный отчет о вскрытии. Но уже ясно, что кости целы, скорее всего, она умерла от ранения мягких тканей. Хотя в настоящий момент мы даже не можем утверждать, что ее кто-то убил. У нас просто нет улик.
– Как это нет улик?! – воскликнула Ева. – А тот подвал? Он же был залит ее кровью!
– Там не было оружия, следов борьбы. Она могла пойти на это добровольно.
– Добровольно лечь под нож извращенцев? Габи, ты серьезно?
– Ева, – позвала Стефания.
Но Ева не успокаивалась.