— Да нет же, Мирта, никто здесь так не думает, — Лилиан приобняла рыдающую в голос пандаренку за плечи, и, бросив на Чао укоризненный взгляд, мягко подталкивая, вывела Мирту в кухню, плотно прикрыв за собой дверь.
Чао выглядел смущенным и несчастным.
— Женщины, — пробормотал Вилли, сочувственно кивая ему, и, неловко кашлянув, замолчал.
Чао вымученно улыбнулся горькой улыбкой. — Она очень…беспокоится о нём, — сказал он тихо, отводя глаза.
— Да мы уж поняли, — проворчал Билли, барабаня пальцами по столу, — Ведь не слепые же…
— И всё-таки, — также тихо продолжил Чао, — Отчасти, она права… Я действительно знаю Склифа очень давно. Он, безусловно, человек… то есть, ворген, огромной силы духа и воли, не говоря уже о его высоких моральных качествах. Но у него есть слабость — он ненавидит насилие над личностью в любых его проявлениях. И спайс для него — это одна из разновидностей такого насилия, обманным путем искажающего волю и чувства, разрушающее душу. Вы же помните, как он остро реагировал на подобные случаи еще тогда, лет пять назад, когда мы впервые столкнулись с этой заразой.
— Да, — задумчиво протянул Вилли, — Он тогда поставил на уши всю городскую стражу… Но и тот спайс был не настолько опасен, как этот…
— Вот именно, — кивнул Чао, — А в этот раз он просто был одержим стремлением найти источник, а любая одержимость — это дорожка для Ша в сердце…
— Ша? — переспросила Лика, не совсем уверенная, что правильно расслышала пандарена.
Чао кивнул. — Под «Ша» мы называем нематериальные субстанции духовной природы, способные воздействовать на струны души, — пояснил он. — Их много, и они разные — Ша гордыни, Ша ненависти, Ша сомнений и уныния…
Билли махнул рукой. — Это всё ваша медвежья хвилософия, — сказал он, — А для нас с братом всё намного проще: неважно, чем он там был одержим, или не был — он действовал по правильным понятиям! Если эта баба и кто там с ней еще занимались отравительством — туда им и дорога, и скорбеть по ней мы точно не будем! Еще неизвестно, кто на кого напал — Склиф-то вернулся тоже с дыркой в плече. А мог бы и вовсе не вернуться, если б рана оказалась чуть левее! И что бы ты тогда тут говорил? Объяснял бы Мирте про ша-чего-то-там?
Вилли поддержал брата энергичным кивком головы.
— По любому, Склиф не бандит, как эти мутные типы из «Ягненка», — сказал он, — Я согласен с брательником!
Чао пожал плечами, собираясь, сказать что-то еще, но в этот момент скрипнула дверь и в холл вернулись отец Зеборий, выглядевший непривычно серьёзным, и отец Оккам с потемневшим усталым лицом.
— Лика, — сказал он негромко, — Нам пора.
— Но, как же… послушание… — вскинулась было гномка, но тяжелый и исполненный боли взгляд дренея заставил её оборваться на полуслове.
— Отец Зеборий, — дреней поклонился дворфу, — Братья целители…
Дворфы и Чао склонили головы в ответ. Кивнув молчаливо замершему в углу, словно статуя, таурену, экзарх направился к выходу. Лике ничего не оставалось, как последовать за ним.
Она едва поспевала за размашистой поступью дренея, который, казалось, был погружен в свои думы и вовсе не замечал присутствия маленькой спутницы.
— Отец Оккам! — не выдержала Лика.
— А? Что, дитя моё?
— Вы же не… Вы же не думаете, что это был действительно он?
Экзарх промолчал. Гномка пыталась поймать его взгляд, заглядывая снизу-вверх.
— Мы никогда не можем быть в безопасности от самих себя, — проронил Оккам, по-прежнему не глядя на Лику, словно разговаривая сам с собой, — Тьма подстерегает нас в наших собственных сердцах, и только постоянное бдение и обращение к Свету может спасти нас от неё…
Лика вздохнула. Они подошли воротам Школы. — Ступай к себе, дитя, — мягко сказал дреней, — Отдохни, а вечером приходи в Собор на вечернюю службу.
— Но… Как же моё послушание? — взволнованно спросила Лика, — Я ведь вернусь в Бараки? Ваше… попечительство?
Экзарх улыбнулся грустной кривоватой улыбкой. — Тебе больше нет нужды проходить его. Близятся экзамены — теперь тебе будет полезнее сосредоточиться на подготовке к ним, повторении и закреплении изученного…
— Но как же практика? — волнуясь, Лика не заметила, что снова перебивает наставника, — Ведь у меня уже начало получаться!
Дреней кивнул. — Всему своё время, дитя. Ты проявила добрые качества, и Свет осеняет тебя. Но нельзя спешить. Есть время для подвигов, и есть время для созидательного труда.
С этими словами он коснулся ладонью лба гномки, благословляя её, и, прошелестев одеждами, направился по дорожке, ведущей к Собору.
Лика смотрела ему вслед, закусив губу.
Золотистые блики играли на отполированных до блеска подлокотниках массивных кресел, возвышавшихся над овальным столом Зала Советов.
Солнце уже почти село, но светильники еще не были зажжены, и в наступающих сумерках, лица собравшихся, и без того мрачные, смотрелись несколько зловеще.
Лорд Ремингтон Риджвелл выглядел озабоченным и мрачным. Королевский трон слева от него пустовал, также, как и кресла, занимаемые обычно таном Митрасом Железногором, и главой Службы Безопасности.
— Полагаю, — заговорил он, — Мы можем начать.