Следом за Склифом, пригибаясь, чтобы не задеть головой дверной косяк, вышел знакомый дренею капитан, а за ним — невзрачного вида человечек со знаками королевского чиновника.
Карета, казалось, поджидавшая этого момента, тронулась с места и подъехала к ним.
Экзарх рванулся вперёд, но, за несколько метров до процессии, пара рослых стражников преградила ему путь.
— Будьте любезны обождать пару минут, ваше преподобие, — пробасил один из них.
— Аргуин! — крикнул Оккам, — Что происходит, Аргуин?!
Ворген поднял голову и встретился с дренеем взглядом.
— Прости, Оккам, — тихо сказал он, — Я не…
— Разговоры! — вмешался неожиданно пронзительным голосом королевский представитель, — Арестованным запрещены любые разговоры за исключением официально согласованных встреч! Попрошу вас, капитан!
Сэмуэльсон, едва заметно скривившись, слегка подтолкнул Склифа, который, глянув на дренея еще раз, согнувшись почти вдвое, скрылся в карете.
Минутой спустя внутренний дворик опустел, и только следы колес и копыт на земле подтверждали экзарху, что виденное им было явью, а не нелепым кошмаром.
Скрип входной двери прервал стоявшую в холле тишину.
— Аркенон порос, — приветствие дренея прозвучало глухо и невыразительно.
Экзарх Оккам обвёл глазами присутствующих, на секунду задержавшись на гномке.
— Отец Экзарх! — воскликнула Лика, — Брата Склифа арестовали! Это какая-то ошибка! Нужно сообщить епископу!
— Успокойся, дитя моё, — дреней вздохнул, лицо его потемнело, — Кто-нибудь может мне объяснить, что только что здесь произошло?
— Я думаю, — подал голос Зеборий, — Нам лучше пройти в мой кабинет и поговорить там, ваше попечительство.
Экзарх кивнул и оба они проследовали в левое крыло Бараков, где со вчерашнего вечера находился кабинет дворфа.
Обстановка в комнате мало чем отличалась от той, которую экзарх застал в Приюте. Топчан, застеленный чистым бельём, стол у окна, несколько полок на стене, да пара стульев с высокими резными спинками. В углу располагался уже знакомый дренею бочонок, при виде которого его передернуло.
Деревянная кружка возникла в руках дворфа словно по волшебству, но Оккам замахал руками при виде вопросительного взгляда Зебория.
Дворф не стал настаивать на этот раз и молча наполнил свою кружку доверху. Сдув пену и сделав долгий глоток, он вытер усы, грохнул кружкой о стол и покачал головой.
— Склиф арестован, — сказал он, серьёзно глядя на дренея, — Дело очень скверное, его видели в ночь убийства, преследующим жертву и, спустя несколько минут, тот же бродяга заметил его, покидавшим место преступления в крови…
Дреней прикрыл глаза. — Это невозможно! — вырвалось у него, — Я знаю Аргуина много лет, он неспособен на это! Убийство… Кто угодно, но только не он!
Дворф неопределенно пожал плечами. — С ним последнее время творилось что-то странное, — заметил он, — И именно он настаивал на моём переводе, и именно в должности начальника службы.
— Да, я знаю, — Оккам тяжело вздохнул, — Владыка говорил мне об этом. Мне показалось странным, что он не захотел посоветоваться со мной. Он действительно был очень напряжен, когда мы виделись с ним несколько дней назад.
— Он ворген, отец Оккам, — негромко сказал Зеборий, испытующе глядя на дренея из-под густых кустистых бровей, — А воргены имеют в своей природе известную уязвимость…
Экзарх помотал головой. — В первую очередь — он брат Ордена, — сказал он, — Свет Наару просвещает наши сердца и души и даёт нам силы для борьбы с внутренним злом. Каждый из нас, неважно, к какой расе бы не относился несет в себе зачатки добра и зла. И семена тьмы прорастают в сердцах независимо от цвета кожи, размеров бород, или наличия хвостов…
Дворф согласно кивал. — Всё это верно, — сказал он, — Однако же, проклятье воргенов…
Оккам с жаром покачал головой. — Аргуин не верил в него, — проговорил он, — Он всегда считал, что никакие внешние метаморфозы не могут иметь значение для духа, что первична дисциплина души и то, что наполняет сердце, а не кровь, текущая в сосудах. И он доказал это собственным примером, укротив в себе инстинкты зверя годами аскезы и служении Свету.
— Он не принимал вакцины? — спросил Зеборий.
— Нет, — экзарх вздохнул, — Я понимаю, что сейчас это может звучать, как доказательство его вины, но я был его духовником, и могу свидетельствовать, что он был настолько далёк от безумия, насколько же любой из нас.
Зеборий нахмурился.