Обычно он отдыхал душой именно в эти моменты, словно растворяясь в сиянии света, ощущая всем сердцем близость Наару, и исполняясь веры в то, что они действительно не забыли свой народ изгнанников-скитальцев.
Однако, сейчас экзарх ощущал только тяжесть служебного хитона, давящего на плечи, ноющую ломоту в пояснице и покалывание в ногах от долгого стояния.
Он устало потер рукой слезящиеся от дыма благовоний глаза. Ему удалось подремать всего пару часов, до начала ранней службы, а ночь отняла огромное количество сил.
Кроме того, на сердце словно лежал камень, он не мог отделаться от ощущения смутной, неясной тревоги, охватившей его после вчерашнего разговора с братом Склифом.
События, произошедшие позже, лишь укрепили это чувство и теперь его беспокойство перерастало в стойкое предчувствие опасности, источник которой он затруднялся определить, что лишь усиливало внутреннюю тревогу.
Служба подошла к концу, сослужащий ему брат Джошуа вышел на амвон, чтобы раздать благословения потянувшимся к нему немногочисленным молящимся.
Отец Оккам с облегчением стянул с себя тяжелые служебные одеяния, оставшись в легком подряснике, на который накинул свою обычную повседневную тунику.
За его спиной раздалось осторожное покашливание.
— Чего тебе, Томас? — дреней вопросительно посмотрел на молодого служку, уставившегося на него синими, как небо глазами.
— Ваше попечительство, — веснушчатый мальчишка широко улыбался щербатым ртом, — Вам просили передать, что архиепископ хочет вас видеть.
Отец Оккам вздохнул. — Хорошо, Томас, спасибо. Я немедленно отправлюсь к его высокопреосвященству.
Предстоящая встреча его отнюдь не порадовала. Едва ли предстоятель стал бы вызывать его с самого утра, чтобы сообщить что-то приятное.
Секретарь архиепископа встретил его понимающим взглядом и кивком головы предложил подождать в кресле. Странно, что в это время у его высокопреосвященства были еще посетители.
Попечительский совет? Встреча с меценатами? Высокопоставленное духовное чадо?
Время тянулось медленно, экзарх рассеянно наблюдал за тем, как секретарь перебирает бумаги на столе, делая на них какие о быстрые пометки пером и сортируя их на несколько стопок.
Наконец, дверь, ведущая в личные покои архиепископа Бенедикта отворилась, и на пороге возник незнакомый экзарху высокий, изысканно одетый человек, с тонкими чертами лица, аккуратно завитыми волосами каштанового цвета и остроконечной рыжеватой бородкой.
Мельком глянув на поднявшегося с кресла дренея, он едва заметно кивнул ему, снял с вешалки тёмно-серый плащ, и накинув его на плечи на ходу, стремительно удалился по коридору.
Оккам бросил вопросительный взгляд на секретаря, который, пожав плечами, чуть заметно развел руками и кивнул в сторону кабинета.
Экзарх постучал. — Благословите, Ваше Высокопреосвященство!
— Свет да осенит вас… Входите, отец экзарх!
Архиепископ Бенедикт в белых одеяниях, с прямой, как шпиль собора спиной, восседал на краешке высокого стула за широким столом из красного дерева.
Лицо его хмурилось, но было ли это выражение связано с появлением экзарха, или же являлось последствием разговора с предыдущим посетителем, оставалось для дренея неясным.
Внимательный взгляд глубоко посаженных тёмных глаз архиепископа задержался на фигуре экзарха.
— Ваше высокопреосвященство, — повторил Оккам, наклоняя голову в поклоне.
Архиепископ кивнул, указывая бледной жилистой рукой на стул напротив.
Сведя тонкие пальцы домиком он пристально изучал дренея, глядя на него поверх них.
— Как вы себя чувствуете, отец Оккам? — осведомился архиепископ, чуть подавшись вперёд.
— Благодарю, ваше высокопреосвященство, — дреней кашлянул, — Благодарение Свету, вашими молитвами, моё здоровье по-прежнему крепко.
Владыка Бенедикт покивал головой. — Рад видеть, — заметил он, — Что служение Свету вдали от родных мест не умалило ни вашей физической крепости, ни ревности духа. Впрочем, — архиепископ улыбнулся уголками губ, — Сила Света действует повсеместно, и столь же неизменна, как и основы нашей веры.
Отец Оккам склонил голову в знак согласия, гадая про себя, что могла означать эта преамбула.
— И одним из краеугольных камней этой веры, отец экзарх, как вы и сами неустанно напоминаете об этом в своих блестящих проповедях, является послушание, — продолжал архиепископ, не сводя с дренея внимательного взгляда. — Именно послушание дает нам возможность познания пути, ведущего к состоянию полной свободы духа, свободы от власти демонов и порождений Бездны.
— Воистину так, — отец Оккам поднял взгляд и встретился глазами с архиепископом.
— Как ваш архипастырь и предстоятель буреградской церкви, я вынужден спросить вас, отец экзарх, что именно и для чего побудило вас, без моего ведома, самочинно увлечь дюжину клириков минувшей ночью, подвергая опасности не только самого себя, но и жизни вверенных вам служителей Света? — взгляд архиепископа сделался колючим, в голосе послышалась сталь.
Отец Оккам вздохнул.