Хроники гномки, или путь целителя (СИ)

— Об этом не может быть и речи, — архиепископ отрицательно покачал головой, — Вы же сами только что сказали, экзарх, что данный ресурс является уникальным, а, следовательно, в условиях стремительно развивающейся эпидемии — стратегическим. Мы не можем распоряжаться им без учёта возможных последствий, особенно сейчас.

— Но, владыка, наших запасов достаточно, чтобы…

— Это не обсуждается, отец экзарх, — архиепископ Бенедикт поднялся со стула, давая понять, что аудиенция подошла к концу.

— Да, ваше высокопреосвященство, — скрепя сердце, ответил Оккам, также поднимаясь и склоняя голову, чтобы принять благословение.

Архиепископ покачал головой. — Вижу, что в глубине души вы не согласны с моими словами. Однако, со временем вы поймёте, что задача предстоятеля — не только решать сиюминутные задачи, но и уметь видеть перспективу…

Шум, доносящийся из коридора оборвал архиепископа на полуслове. Голоса раздавались всё громче, и, поневоле прислушивающийся к ним экзарх, уловил возмущенный женский молодой голос, и знакомый ему срывающийся фальцет секретаря. Архиепископ нахмурился и протянул уже руку к звонку, стоящему на его столе, когда дверь в кабинет распахнулась, и на пороге появилось сразу несколько человек.

Невысокий, плотный брат ордена Кассий выглядел раскрасневшимся, и нервно утирал пот со лба.

Из-за его плеча выглядывал округлившимися глазами секретарь, а между ними находилась юная дренейка, доставленная непосредственно Оккамом в Собор этой ночью.

Дренейка выглядела взъерошенной и возбужденной, яркие зеленые глаза её сверкали; засунув руки в карманы кожаного с металлическими заклепками жилета, он с вызовом уставилась на опешивших иерархов, в немом изумлении взиравших на эту картину.

Первым опомнился архиепископ.

— Что здесь происходит?! — вопросил он.

— Вашвысокопресщесво… — низенький человечек отдувался и обильно потел, — Эта подопечная отказывается от лечения и опеки! Она требует, чтобы её немедленно отпустили, а, поскольку у нас нет никаких данных о её попечителях…

— Я сама себе попечительница! — перебила его дренейка, мотнув головой с парой изящных рожек, — Я здорова и не собираюсь лежать в этой вашей палате и пить всякие дурацкие микстуры! Я свободная дренейка в свободном городе, и протестую против того, чтобы меня тут удерживали!

Архиепископ, вздёрнув брови, взирал на дренейку, как на неведомого удивительного зверька.

Секретарь, будучи еще более бледным, чем обычно, корчил Оккаму страшные рожи.

— Насколько я понимаю, — произнёс ледяным тоном архиепископ, — Это и есть та самая пострадавшая девица, которую вы, отец экзарх, этой ночью передали на попечение сёстрам?

— Эти ваши сёстры — глупые наседки! — вмешалась дренейка, прежде чем Оккам успел открыть рот, — Они всё время толкуют про Наару, что они нас не забыли и повторяют одно и то же! Аркенон порос! Крона кай крестор!

— Элисия! — отец Оккам, наконец, пришёл в себя, — Как ты разговариваешь с владыкой!

— Меня зовут не Элисия! — отрезала дренейка, — Это не моё имя, его придумали в приюте, когда меня туда отдали! Меня зовут Оппай!

Экзарх прикрыл на секунду глаза. «Только бы владыка не знал, что это означает на эредарском!» — мысленно взмолился он.

— Вашэ высокопреосвящэнство, — заговорил он, — Я приношу свои извинения за это юное дитя, и немедленно свяжусь с сёстрами приюта, для установления ответственных опекунов…

Архиепископ покивал. — Будьте так любезны, отец экзарх, — сказал он. — И в следующий раз прошу вас помнить, то, о чём мы с вами говорили.

Оккам почти силой вытолкнул из кабинета Элисию вместе с её провожатым и секретарем.

Дренейка гордо вскинула голову и показала брату Кассию язык.

* * *

Лика проснулась оттого, что яркий луч солнца бил ей прямо в глаза.

Она села на кровати, сонно жмурясь, и, потянувшись, с удивлением обнаружила, что находится не в своей привычной ученической келье, а в просторном помещении, с рядами одинаковых деревянных коек, и окнами, выходящими прямо в хорошо знакомый ей тенистый дворик. Кроме того, запах, стоявший в помещении также безошибочно подсказал ей, что где-то неподалеку находится кухня, на которой мог готовиться только борщ, и только одной единственной знакомой ей пандаренкой. Она соскочила с кровати, обнаружив свою тунику висящей на её спинке, выстиранной и выглаженной. Лика охватила волна теплой благодарности к Мирте, успевшей с раннего утра позаботиться и о ней.

Слабый стон, раздавшийся с кровати напротив, привлёк её внимание.

Лилиан выглядела гораздо лучше, чем ночью, но все равно была очень бледна. Массивная повязка на её груди, выглядевшая неуклюжей, была темно бурой от крови. Лика подошла поближе и склонилась над пострадавшей.

— Сестра Лилиан! — позвала она, — Вы меня слышите?

Девушка открыла глаза, встретилась взглядом с гномкой и утвердительно дважды сомкнула веки.

— Пить… — еле слышно прошептала она.

— Сейчас, сейчас!

От волнения, Лика не сразу заметила стоявший рядом на деревянной тумбочке ковшик с водой. Она поднесла его к губам целительницы, одновременно поддерживая её за плечи и стараясь немного приподнять тяжелую для неё девушку.