Хроники Горана. Ловчий

Один из гвардейцев пинком поднял девочек и тупым концом алебарды подтолкнул их к порталу. Остальные гуськом потянулись следом.

Что случилось с ними дальше, я уже не увидел, потому что иноки обители Торжества Веры нажали на спуски своих арбалетов.

Призрачный щит полыхнул алыми отблесками отражая удары болтов, но едва его коснулась цепь белоризца, с оглушительным треском лопнул. Псов опрокинуло взрывом, двое из них свалились в воду, остальные безвольными куклами покатились по причалу, но монах, широко расставив ноги и упираясь одной рукой об землю, как-то умудрился удержаться на ногах. Второй рукой он продолжал раскручивать свою цепь.

На ходу замахиваясь, я рванулся к нему.

— … сомнения порождает неверие… — бормоча молитву белоризец ловко скользнул в сторону и в полуобороте стеганул меня еще раз.

Со свистом распарывая воздух цепь метнулась вперед. Каким-то чудом я успел отмахнуться, но крайние звенья все-таки успели хлестнуть по предплечью. Рука сразу налилась тяжестью, а в том месте, где к кольчуге прикоснулся черный металл, пошел едкий зловонный дым.

— … неверующий пожнет кару лютую, ибо неверие суть страшный грех… — белоризец отскочил, подернул импровизированную плеть на себя, но второй раз ударить не успел.

Я собрал всю силу, что успела восстановится и саданул закрученным из воздуха смерчем. Монаха снесло с ног, но добить его не получилось — Псы Божьи уже оправились и разом накинулись на меня.

Иноки нападали по двое, двое — слева, двое — справа, остальные без движения все еще валялись на причале. Видимо, взрыв щита сильно их оглушил. Или убил…

Силы оставалось совсем немного, едва чтобы сотрясти воздух, но я ударил не в псов, а им под ноги.

Взметнулось облако рыжей пыли — и я ринулся прямо в него, чтобы проскочить между парами. Получил вскользь по спине, но проскочил, крутнувшись в развороте, наотмашь рубанул понизу и попал сразу по двоим — первому угодил по крестцу, а второму по пояснице. Несмотря на то, что удар прошел по касательной, оба сразу завалились — сталь хафлингов рубила бахтерцы словно картон.

А на выходе с атаки получил свое — сразу два клинка ударили в грудь, сбили дыхание, но, к счастью, с лязгом съехали по кольчужному полотну.

Второго шанса я им не дал — алый росчерк — в воздух взметнулись карминовые капли — первый пес с воем закрутился и рухнул на причал.

Его товарищ рубанул в ответ зряче, сильно и быстро, наверняка — и попал, но его палаш опять не взял кольчугу. По инерции закручиваясь, он попытался отскочить, но нарвался виском на граненое, слегка изогнутое жало клевца.

— Каждый выбирает свой урок сам… — я отскочил назад, мотнул головой, разгоняя розовый туман в глазах и тут же рухнул на землю — выскочившая из ниоткуда, шипящая как змея, черная плеть белоризца хлестнула по ногам.

Попытался сразу вскочить, но тут же завалился обратно — ноги подгибались словно ватные. Понимая, что на этом бой для меня может закончится, я выставил вперед саблю и стал ждать, когда недобитый белоризец нанесет последний удар.

— Аз воздастся по делам его… — монах мелкими шажками приближался, снова закручивая цепь над головой. — Ибо…

Но он недоговорил.

Раздался глухой стук, белоризец удивленно посмотрел на светлеющее небо, выронил цепь, часто переступая ногами пошел боком и рухнул навзничь. В виске у него торчало древко стрелы с белоснежным оперением.

Опираясь на руку, я приподнялся и увидел Псицу Божью. Воительница с луком руках опиралась плечом об остов какого-то портового строения в полусотне метров от меня.

Я кивнул ей и сразу перевел взгляд на причал. Трое псов еще шевелились и стонали, но девочек и гвардейцев с монахами там уже не было.

— Все равно найду… — я сплюнул кровь и снова попытался встать.

Тело немилосердно ломило, в груди при каждом вздохе раздавался противный хрип, из носа струйками стекала кровь, но, к счастью, ноги постепенно оживали. Правда, ни со второй ни с третьей попытки подняться все равно не получилось.

— Жив? — пошатываясь, едва переставляя ноги, ко мне подошла воительница и протянула руку.

— Благодарю, псица… — не приняв помощи, я стиснул зубы и встал.

— Мы в расчете, — коротко бросила воительница. — Я видела, как твоих девочек утащили в портал, но помешать не смогла, была далеко. А пока добиралась, все уже закончилось… — она подняла руку и показала на одного из иноков. — Есть живые, можно допросить. Только… только они тебе ничего не скажут…

— Сейчас проверим… — опираясь на саблю, я поковылял к раненому.

Тихонечко подвывая и оставляя за собой полосу почти черной крови, инок попытался куда-то ползти. По инерции, потому что вряд ли уже осознавал, что с ним случилось и где он находится.

— Куда портировались белоризцы с девочками? — я наступил ему на ступню, затем прижал острие клинка чуть пониже затылка.

Но так и не дождался ответа.

— Доброй дороги… — ткнул саблей и пошел к другому.

Убил не из злости или обиды, а ради милосердия, чтобы избавить от мучений.

— Куда портировались монахи с девочками? Сразу в Вышеградскую резиденцию Синода, или?