– Если Рим захочет войны, это больше подтолкнёт войну. Так же, как и они. Я говорю «захочет», потому что знаю, что в любой стране есть те, кто желает кровавых состязаний на поле брани ради пьянящего чувства победы, этот тип людей известен давно. Этим был одержим Ахиллес, многие варвары и греки, искавшие в войнах собственной почести и славы, нежели блага других. Они есть и среди римлян, есть и среди пунов. Также, есть и те, кто наживал богатство на вражде народов. Такие тоже хотят войны. Но корень у этого один. Для войны нужна ненависть. Для чувства ненависти нужно чувство врага. Если нет чувства врага, это можно внушить разными способами. И тогда шестерни придут в действие и механизм заработает. Это и есть причина, о который я говорил вначале. Если же отвечать на твой вопрос случится ли война против нашей воли – этого ни я, ни ты, никто не может знать…то есть, ты, славный Луций, конечно же знаешь это гораздо лучше чем я, ибо больше осведомлён.
Он выдержал паузу.
– Конечно, Карфаген может напасть на Рим. Но я знаю, что если это произойдёт, вина будет на них. Им будет воздаяние.
Я снова задумался, затем спросил:
– Ты веришь в воздаяние со стороны богов или людей?
– Cо стороны богов. Это могут быть болезни или голод на их земле. И со стороны людей тоже, которых направят боги. Хотя боги перестали вмешиваться, но иногда снисходят, чтобы глянуть пару раз как там дела у их созданий.
– У пунов, между прочим, тоже есть свои боги…
– Конечно есть. Но мне почему-то в кажется, что боги пунов и римлян не станут вмешиваться в борьбу людей.
– Печально, если так, – усмехнулся я. – Они бы могли договориться между собой, чтобы растащить нас в стороны. Жрецы, вот, твердят: боги знают как управлять волей людей.
В глазах грека блеснул лукавый огонёк.
– Как они могут управлять нашей волей, если они не могут управлять своей собственной? Сколько раз Зевс изменял Гере, а та, возревновав, мстила другим за его похоть. Афина испытывала зависть. Посейдон приходил в ярость. Апполон строил козни, а затем раскаивался. Весь Олимп – сборище порочных интриганов.
Я улыбнулся:
– Ты святотатствуешь, философ.
– Но я же святотатствую здесь, а не в Греции. За то, чем философа бы напоили вином в Риме, в Греции напоили бы ядом, – произнёс он шутливо, намекая какой смертью умер Сократ.
Иногда я жалел, что не записывал некоторые из его афоризмов.
– Ты, что, впрямь считаешь, что мы свободнее чем греки? – спросил я. – Я-то думал как раз наоборот.
Он пригладил бороду.
– Да, я так считаю. Многие греки верят в свою исключительность и презирают других просто потому, что они другие. Большинство греков считает римлян варварами – хотя у нас общие боги – только не я. Но в наших городах есть тирания, у вас её нет. У вас я вижу большее чувство единения нации. Мы же были всегда разрозненны и веками воевали друг с другом: ахейцы с фессалийцами, Афины со Спартой, Спарта с Фивами, Фивы с Фокидой, Аттика с Македонией. И даже наши колонии не жили в мире друг с другом. Мир эллинов обширен, но разрознен, Луций. Всё что у нас осталось – общие боги, язык и обычаи. Но так было раньше. Теперь наши боги смешались, а язык и обычаи изменились. Каждый думает только о себе, и в минуты опасности никто не придёт другому на помощь. Думаю, Рим это поймёт и рано или поздно это использует… себе во благо, – добавил грек, заменив «приберёт нас к рукам» на более расплывчатую фразу, дабы не выказывать неуважение к представителю римской власти.
– Вы – другие, – продожил он. – Вы любите отечество и гордитесь им. Я нахожу многие ваши законы справедливыми и вижу, что народ не лишён своих прав. Есть злоупотребления властью и неравенство. Но оно есть везде. Простые люди в Риме очень открыты и искренни, и мне это импонирует. Вы кажетесь более сплочёнными и готовыми пойти без разговоров за своими вождями, если потребуется…
– То-то и оно. Всегда находятся горлопаны, которые умеют подчинять народ и вести его куда не надо. Как правило это заканчивается гражданской войной. Так уже бывало в нашей истории.
– Разреши теперь мне спросить. Я знаю, что ты бывал в других странах. Скажи, что в твоём понимании отличает вас от других народов как в хорошем, так и в плохом?
Я выдержал паузу прежде чем ответить.
– Думаю, мы определённо не ленивы, мы бываем очень упрямы, – начал перечислять я, – мы горды, что мы те, кто мы есть. Мы ценим доблесть и мужество. Многие из нас презирают роскошь. Однакомы мы любим власть и бываем жутко тщеславны. Но подчас тщеславие бывает полезно: когда тебе кажется, что ты чего-то достиг, ты успокаиваешься; когда же ты говоришь себе «ты способен на что-то большее», это заставляет тебя совершенствоваться.
– Ещё.