Хроники Иберлена

«Я никому не позволю мной управлять, — пообещала себе девушка молча. — Пусть думают, что они мной играют — а я сыграю ими. Я смогу, обязательно справлюсь. Если справились Ричард и Радлер, Эдвин и Малькольм, неужели я хуже их всех, хуже десятков поколений людей моего дома? И если я сумею одержать победу — это будет моя собственная победа, не Артура и не Гайвена. Никто не посмеет сказать, что я просто нелепая домашняя девица, зарывшаяся носом в книги».

Лейвис помог ей подняться в карету. Сел напротив, дал кучеру знак трогаться. Ночь выдалась ясная, светлая — такие часто случаются в конца августа, недели за три или четыре до Мабона. Звезды делаются крупными, горят особенно ярко, и кажется, до них ближе, чем обычно — можно дотянуться рукой. Если очень постараться или очень захотеть.

Айна смотрела на ночной город, ворочавшийся беспокойным сном. Обычно в летние ночи аристократические кварталы Тимлейна полнились прогуливающимися, будь то припозднившиеся хмельные кавалеры или сопровождавшие их девицы. Обычно — но не в этот раз. Пустые улицы, закрытые наглухо оконные ставни, редкий свет фонарей. Глухая тишина, ни песен, ни ругани, и тем более никаких прохожих — разве что встретится временами армейский патруль, конный или пеший. Стражников было вчетверо больше против привычного. Карету Лейвиса не остановили, впрочем, ни разу — видели герб Рейсвортов, хищно ощерившегося рыжего лесного кота.

Кузен молчал. О делах не говорил — наверно опасался, что возница подслушает. Подал голос лишь раз:

— Как тебе тимлейнские ночи, сестра? — голос Лейвиса оставался встревоженным, взгляд — бегающим. Беспокоится, не решит ли все же строптивая кузина выдать заговор королю или нынешнему герцогу Айтверну? По всей видимости, да. Хладнокровием своего отца этот юноша не отличался явно.

— Стеренхордские ночи были не лучше здешних. Столь же пустые и унылые. В столице хотя бы найдется, с кем перемолвиться словом. Иногда.

— Рад, если в моем лице тебе нашелся подходящий собеседник.

— Нет, что ты. Я подразумевала своих подруг.

Кузен осекся и замолчал.

Дорога петляла, мимо проносились дома. Экипаж миновал Старую Ратушную площадь, затем Новую, Фонтанную, проехал по Рассветной улице и наконец остановился возле украшенного островерхими башенками особняка Айтвернов. Дежурившие у въезда стражники вытянулись во фронт, приветствуя свою госпожу, когда Айна вышла. На этот раз она позволила Лейвису побыть джентльменом, и оперлась на его руку. Даже сквозь перчатку ладонь кузена показалась холодной.

— Когда ждать тебя со следующим родственным визитом, сестра? — спросил сын графа Рейсворта учтиво, мимоходом бросив кивок сержанту привратной стражи.

— Ты можешь заехать ко мне через четыре дня, во вторник, не раньше пяти, — Айна вырвала ладонь из цепких пальцев кузена, запахнулась в плащ, спасаясь от внезапного порыва не по-летнему промозглого ветра. — Поросенок был хорош, но передай отцу все-таки, в следующий раз ему стоит озаботиться лучшим вином. То, которым он потчевал нас сегодня, было всего лишь приемлемым.

— Я тебя понял, сестра, — Лейвис серьезно кивнул. — Что-нибудь еще хочешь мне сообщить на прощание?

— Увидишь во дворце Артура — скажи, я скучаю и давно не виделась с ним. Пусть хоть изредка ночует дома, — Айна нарочно подлила масла в огонь владевшей кузеном тревоги. Пусть подергается — хотя бы самую малость. Девушка обернулась к сержанту: — Томас, проводите меня в дом. Здесь становится прохладно.

— Слушаюсь, миледи, — гвардеец отворил ворота на внутренний двор, посторонился, давая своей госпоже зайти.

В холле Айну встретила Нэнси Паттерс — та, видимо, так и не ложилась отдыхать. При виде юной леди Айтверн камеристка вскочила с украшенной зеленой обивкой кушетки, всплеснула руками:

— Где вас черти носят, моя леди, в час пополуночи! — вскричала она шепотом, видимо, опасаясь перебудить домашних.

— На званом ужине у лорда Верховного констебля Иберлена, неужто тебе память отшибло? — Айна внезапно чуть пошатнулась, будто набранный из мореного дуба паркет превратился в качающуюся на волнах палубу корабля. Томас аккуратно придержал Айну под локоть. — Можете возвращаться на свой пост, сержант, — бросила девушка гвардейцу. — Нэнси, помоги снять плащ, тут ужасно душно, и скажи девочкам, пусть ставни раскроют.

— Девочки все спят, госпожа, я одна вас дожидалась.

— Спят — значит разбудишь. Тут не продохнуть.

В холле было не только ужасно душно, но и, пожалуй, излишне светло — горели все тридцать свечей на обеих центральных люстрах. Хорошо хоть, еще четыре люстры, боковые, оставались погашены. Айна прищурилась, подавив желание прикрыть глаза ладошкой — от яркого света они заслезились. Голова продолжала кружиться, к горлу подкатила тошнота.

— На вас поглядеть страшно, моя леди, — сказала Нэнси все так же полушепотом. — Что с вами делали там? И разит, словно…

— Разит от меня, как от лорда Артура, когда тот возвращается домой, — Айна запрокинула голову и от души расхохоталась. Камеристка поглядела на нее почти с испугом, приняла на руки зеленый плащ.