Читаем Хроники Израиля: Кому нужны герои. Книга 2 полностью

Амер ушел из Южного округа, хлопнув дверью и нажив в Мордехае смертельного врага. Но долгое время он не хотел выносить «сор из избы» и отправлял восвояси дотошных журналистов, желавших взять у него интервью. Нарушил молчание Амер, лишь когда ему пришлось выступить свидетелем на процессе бойцов бригады Гивати, обвиненных в неоправданной жестокости при подавлении беспорядков в Газе.

Перед вами выдержки из показаний Амера. Я ничего в них не менял.

Показания полковника Амера

Интифада началась неожиданно для всех нас, хотя ее зловещие, не сулящие ничего доброго признаки уже давно маячили на горизонте. Вспышка интифады застала меня на посту командующего дислоцированными в Газе войсками. В первые же дни я понял, что беспорядки эти крутого замеса и обычными мерами с ними не справиться. Но ответственность за планирование оперативных действий с меня сразу же была снята и передана бригадному генералу Яакову Ору. Командующий округом принял это решение исходя из того, что я лично руководил своими людьми, пытавшимися «гасить пожар». Я выходил из дому на рассвете и возвращался поздно ночью. «Должен же быть хозяин у тебя в штабе», — сказал мне Ицик Мордехай и назначил Яакова Ора.

Бригадный генерал даже не обосновался в Газе, а предпочел остаться в своем штабе, изредка приезжая ко мне с директивами — расплывчатыми, непонятными и невыполнимыми. «Я — генерал, — сказал мне Ор, — и вижу все издалека. Мое дело отдавать приказы. А выполнять их будешь ты». Ор считал вспыхнувшие волнения явлением незначительным и преходящим. Командующий округом быстро понял всю несостоятельность Ора как стратега, отстранил его и все взял в свои руки.

Я солдат и понимаю язык военных приказов. Мне отдается приказ с четко определенным оперативным заданием, и я его выполняю, не рассуждая и не задавая лишних вопросов. Мордехай, как и Ор, отдавал не приказы, а общие директивы, которые можно было интерпретировать по-разному. Приказ — это воля командира, воплощающаяся в действие. Директива — это желание командира уйти от ответственности.

Интифада, как известно, началась с автодорожной катастрофы. Израильский грузовик врезался в арабскую машину. Четверо жителей Газы погибли. Командующему округом было доложено об этом по обычным каналам, но Мордехай утверждал, что он донесения не получил. Потом бытовала версия, что если бы Мордехаю вовремя доложили, то он принял бы превентивные меры, и инцидент не имел бы столь трагических последствий.

Чушь все это.

Во-первых, генералу доложили, а во-вторых, ничего уже нельзя было сделать, ибо давление в котле Газы достигло критической точки.

На следующий день — началось. Тысячи арабов вышли на улицы. Запылали покрышки. Полетели камни. Взвод лейтенанта Офера попал в тяжелое положение. Разъяренная масса людей атаковала его в узких переулках Газы. На этот раз арабы были готовы не только к убийству, но и к смерти… Спасая своих людей, Офер открыл огонь. Один из нападавших был убит. Шестнадцать ранены. Примчался Мордехай. «Что? Где? Почему?» Началось расследование. Офера понизили в должности.

Тем временем в Хан-Юнесе арабы соорудили баррикады. Я бросил туда отборную часть, и на какое-то время порядок был восстановлен. Но какой ценой! Удушливый черный дым саваном накрыл Хан-Юнес. В него нельзя было войти без противогаза. В тот же день я сказал на совещании у генерала: «Это не беспорядки. Это гражданское восстание».

Мордехай лишь поморщился. А потом пошло-поехало. Мордехай вошел во вкус и двигал войска, как шахматные фигурки. Он вылетал на своем вертолете на каждый сигнал тревоги и лично руководил подавлением беспорядков по принципу: «Я их давишь». Но поток уже хлынул из всех щелей, и разве мог прикрыть их Мордехай своими двумя руками?

Я, еще не попавший в опалу, но уже отстраненный от командования, находился рядом с ним в роли наблюдателя. «Ицик, — сказал я ему, — это восстание. Мелкими ударами нам не справиться. Необходимо герметически закрыть весь район». Он посмотрел на меня с явным неодобрением и остро спросил: «Думаешь, ты один такой умный? Увидишь, как они у меня попляшут…»

В Дир-аль-Балахе Мордехай приказал открыть огонь, невзирая на то, что среди демонстрантов были женщины и дети. Итог: пятеро убитых, десятки раненых. Прибыл начальник генштаба. Резко спросил: — Ты что здесь устраиваешь?

— Ты обращаешься не по адресу, — ответил я. — Моим полком командует Мордехай. С него и спрашивай.

* * *

Когда армия сталкивается с плотными массами гражданского населения, она их рассеивает, не прибегая к крайним мерам. Мы так и поступали. Но через час или через день они вновь собирались, и все начиналось сначала. Это была какая-то дурная бесконечность, и чувство беспомощности постепенно овладевало нами. Тогда и стали солдаты прибегать к физическим методам воздействия. Иными словами, бить смертным боем.

Инициатива, исходившая снизу, была молчаливо одобрена сверху и со временем превратилась в норму.

Перейти на страницу:

Все книги серии Хроники Израиля: Кому нужны герои

Похожие книги

«Ахтунг! Покрышкин в воздухе!»
«Ахтунг! Покрышкин в воздухе!»

«Ахтунг! Ахтунг! В небе Покрышкин!» – неслось из всех немецких станций оповещения, стоило ему подняться в воздух, и «непобедимые» эксперты Люфтваффе спешили выйти из боя. «Храбрый из храбрых, вожак, лучший советский ас», – сказано в его наградном листе. Единственный Герой Советского Союза, трижды удостоенный этой высшей награды не после, а во время войны, Александр Иванович Покрышкин был не просто легендой, а живым символом советской авиации. На его боевом счету, только по официальным (сильно заниженным) данным, 59 сбитых самолетов противника. А его девиз «Высота – скорость – маневр – огонь!» стал универсальной «формулой победы» для всех «сталинских соколов».Эта книга предоставляет уникальную возможность увидеть решающие воздушные сражения Великой Отечественной глазами самих асов, из кабин «мессеров» и «фокке-вульфов» и через прицел покрышкинской «Аэрокобры».

Евгений Д Полищук , Евгений Полищук

Биографии и Мемуары / Документальное
100 рассказов о стыковке
100 рассказов о стыковке

Р' ваших руках, уважаемый читатель, — вторая часть книги В«100 рассказов о стыковке и о РґСЂСѓРіРёС… приключениях в космосе и на Земле». Первая часть этой книги, охватившая период РѕС' зарождения отечественной космонавтики до 1974 года, увидела свет в 2003 году. Автор выполнил СЃРІРѕРµ обещание и довел повествование почти до наших дней, осветив во второй части, которую ему не удалось увидеть изданной, два крупных периода в развитии нашей космонавтики: с 1975 по 1992 год и с 1992 года до начала XXI века. Как непосредственный участник всех наиболее важных событий в области космонавтики, он делится СЃРІРѕРёРјРё впечатлениями и размышлениями о развитии науки и техники в нашей стране, освоении космоса, о людях, делавших историю, о непростых жизненных перипетиях, выпавших на долю автора и его коллег. Владимир Сергеевич Сыромятников (1933—2006) — член–корреспондент Р РѕСЃСЃРёР№СЃРєРѕР№ академии наук, профессор, доктор технических наук, заслуженный деятель науки Р РѕСЃСЃРёР№СЃРєРѕР№ Федерации, лауреат Ленинской премии, академик Академии космонавтики, академик Международной академии астронавтики, действительный член Американского института астронавтики и аэронавтики. Р

Владимир Сергеевич Сыромятников

Биографии и Мемуары
Актеры нашего кино. Сухоруков, Хабенский и другие
Актеры нашего кино. Сухоруков, Хабенский и другие

В последнее время наше кино — еще совсем недавно самое массовое из искусств — утратило многие былые черты, свойственные отечественному искусству. Мы редко сопереживаем происходящему на экране, зачастую не запоминаем фамилий исполнителей ролей. Под этой обложкой — жизнь российских актеров разных поколений, оставивших след в душе кинозрителя. Юрий Яковлев, Майя Булгакова, Нина Русланова, Виктор Сухоруков, Константин Хабенский… — эти имена говорят сами за себя, и зрителю нет надобности напоминать фильмы с участием таких артистов.Один из самых видных и значительных кинокритиков, кинодраматург и сценарист Эльга Лындина представляет в своей книге лучших из лучших нашего кинематографа, раскрывая их личности и непростые судьбы.

Эльга Михайловна Лындина

Биографии и Мемуары / Кино / Театр / Прочее / Документальное
Отмытый роман Пастернака: «Доктор Живаго» между КГБ и ЦРУ
Отмытый роман Пастернака: «Доктор Живаго» между КГБ и ЦРУ

Пожалуй, это последняя литературная тайна ХХ века, вокруг которой существует заговор молчания. Всем известно, что главная книга Бориса Пастернака была запрещена на родине автора, и писателю пришлось отдать рукопись западным издателям. Выход «Доктора Живаго» по-итальянски, а затем по-французски, по-немецки, по-английски был резко неприятен советскому агитпропу, но еще не трагичен. Главные силы ЦК, КГБ и Союза писателей были брошены на предотвращение русского издания. Американская разведка (ЦРУ) решила напечатать книгу на Западе за свой счет. Эта операция долго и тщательно готовилась и была проведена в глубочайшей тайне. Даже через пятьдесят лет, прошедших с тех пор, большинство участников операции не знают всей картины в ее полноте. Историк холодной войны журналист Иван Толстой посвятил раскрытию этого детективного сюжета двадцать лет...

Иван Никитич Толстой , Иван Толстой

Биографии и Мемуары / Публицистика / Документальное