Хроники Кадуола

Для того, чтобы чем-то заняться, Глоуэн навязал себе самому несколько новых курсов обучения, завершение которых позволило бы ему сдать экзамен МСБР первого уровня. Не провалив этот экзамен, а также демонстрируя надлежащие навыки владения оружием, практического обращения с техникой, контроля чрезвычайных ситуаций и рукопашной схватки, он мог бы получить удостоверение рядового агента МСБР, а с ним и нешуточные полномочия и статус представителя МСБР во всем необъятном пространстве Ойкумены. Несколько других офицеров отдела B уже получили такой статус, а Шарду присвоили завидное звание агента МСБР второго уровня, благодаря чему весь отдел B мог пользоваться поддержкой МСБР в качестве подразделения МСБР.

Керди Вук также объявил, что будет готовиться к экзамену МСБР, но не проявлял особой охоты к посещению занятий. Он практически полностью оправился от шока, вызванного тяжким испытанием в Йиптоне, но все еще проявлял тенденцию к рассеянности и внезапным странностям или вспышкам нетерпения. По всеобщему мнению, эти причуды должны были со временем исчезнуть. Керди все еще отказывался — или не мог — обсуждать то, что произошло с ним в Йиптоне. Почти сразу же после выписки из лазарета он отказался от участия в собраниях бесстрашных львов, и с тех пор не желал иметь ничего общего ни с кем из этой группы.

Поначалу Глоуэн пытался завязывать с Керди разговоры, надеясь пробудить в нем более положительное и жизнерадостное настроение. Но достаточно скоро он убедился в том, что эти усилия подобны попыткам подобрать каплю ртути. В большинстве случаев Керди выслушивал его в недовольном молчании, с затуманенным взором и странной улыбочкой, в которой Глоуэн угадывал намек на враждебность и презрение. При этом Керди не высказывал никаких замечаний — если бы Глоуэн не продолжал говорить, им обоим пришлось бы сидеть в мертвой тишине. На вопросы Керди либо вообще не отвечал, либо отвечал многословными тирадами, никак не соотносившимися с сущностью вопроса.

Керди никогда не отличался развитым чувством юмора; теперь же он встречал любую попытку пошутить полным непониманием. Каждый раз, когда Глоуэн обращал его внимание на что-нибудь забавное или прибавлял фразу просто так, для красного словца, Керди отвечал взглядом настолько холодным и мрачным, что слова застревали у Глоуэна в горле.

Однажды Глоуэн заметил, что Керди повернул в сторону только для того, чтобы не идти ему навстречу, и с тех пор прекратил всякие попытки сближения.

Глоуэн обсудил странности Керди с Шардом: «Происходит что-то почти смехотворное. Керди знает, что, если я сдам экзамен МСБР, то буду опережать его в отделе уже на два ранга. Со стороны Керди единственный способ не допустить такой разрыв заключается в том, чтобы сдать тот же экзамен. Но это означает, что ему придется не только много заниматься, но и рисковать провалом — а в случае Керди провал более чем вероятен, потому что в математике он не силен, да и практических навыков у него особенных нет».

«Его не допустят даже по психометрическим показателям».

«В том-то и дело! Не могу себе представить, как он собирается решать эту проблему. Ему остается только молиться о том, чтобы я провалил экзамен с таким позором, что меня выгонят из отдела расследований и я пойду на курсы виноделия вместе с Арлесом».

«Бедняга Керди. Ему пришлось нелегко».

«Согласен: бедняга Керди. Но от этого работать с ним не легче».

Из Плавучего города на Четвертой планете Андромеды-6011 пришло письмо от Уэйнесс. Она его отправила, когда ждала прибытия следующего туристического крейсера фирмы «Глиссмар». «Мне уже ужасно хочется домой, — писала Уэйнесс, — и тебя ужасно не хватает. Просто удивительно, как привыкаешь любить кого-то, доверять кому-то и полагаться на кого-то настолько, что почти забываешь об этом — до тех пор, пока не остаешься без этого кого-то. Теперь я помню». Закончила она таким образом: «Я напишу опять из Тиренса и сообщу последние новости о ситуации. Надеюсь, что случится чудо, и новости будут хорошие, но надеяться-то почти не на что? И каким-то странным образом я жду не дождусь возможности вгрызться в проблему своими зубами — хотя бы для того, чтобы забыть всякие ужасные несчастья».

Прошло лето. Глоуэну исполнилось уже двадцать лет — через год наставал «день самоубийства», как его называли некоторые шутники. Глоуэн не знал, на что надеяться, но и отчаиваться тоже не было повода. Показатель его статуса все еще равнялся 22 — могло быть хуже, но могло быть и лучше.

В следующий смоллен Арлес привел Друзиллу ко-Лаверти, в качестве своей гостьи, на официальный ужин в пансионе Клаттоков — к очевидному удивлению и неодобрению Спанчетты.

Арлес притворился, что не замечает реакцию матери. Друзилла была в самом развеселом настроении и тоже полностью игнорировала Спанчетту, что заставило последнюю еще заметнее помрачнеть.