Хроники Кадуола

«Не торопись! — взволновался Арлес. — Лучше передай через меня письмо директору, в котором говорится, что у меня много важных обязанностей, и что не следует загружать меня сверх головы математикой и естествознанием! Если ты пойдешь туда сама, это им не понравится».

Спанчетта резко вскинула голову, отчего огромная копна ее кудрей покачнулась и задрожала, но каким-то чудом сохранила первоначальную форму: «Если я чего-то хочу, я это получаю — независимо от того, нравится это кому-то или нет. Хочешь добиться успеха в жизни? Научись не обращать внимания на комариные укусы».

«Научись то, научись се... — пробурчал Арлес. — У меня и так дела идут неплохо».

«Если ты потеряешь право на должность в управлении из-за плохих оценок, ты запоешь по-другому».

На следующее утро Спанчетта отправилась в лицей и встретила в коридоре выходившего из класса преподавателя математики, Арнольда Флека.

Остановившись, Спанчетта смерила Флека с головы до ног высокомерным взглядом, подметив хилое телосложение, бледность лица и кроткие голубые глаза. Неужели это ничтожество — злопамятное чудовище, подвергающее бесконечным преследованиям многострадального Арлеса?

Флек узнал Спанчетту и сразу понял, зачем она пришла: «Доброе утро, сударыня! Чем могу быть полезен?»

«Увидим! Вы — преподаватель Флек?»

«Совершенно верно».

«Я — Спанчетта Клатток из дома Клаттоков. Насколько я понимаю, мой сын Арлес учится у вас?»

После краткого размышления Флек ответил: «В принципе он должен у меня учиться. Фактически я его вижу довольно редко».

Спанчетта нахмурилась. Она рассчитывала на предупредительное, догадливое сотрудничество без уклончивых неопределенностей, препятствовавших скорейшему решению вопроса. Преподаватель Флек с первого хода играл не по правилам.

«Пожалуйста, выражайтесь недвусмысленно! Вы преподаете Арлесу математику?»

«Да, сударыня».

«Гм. Возникает впечатление, что Арлес столкнулся с трудностями. Он считает, однако, что причина его затруднений заключается в неправильном изложении материала».

Преподаватель Флек улыбнулся — печально и недружелюбно: «Я согласен преподавать согласно любым предпочтениям Арлеса — с тем условием, что он будет заниматься. Никто не может впитывать материал осмотически, не прилагая никаких усилий. Арлесу придется сесть за учебники и решать задачи. Да, это трудно и скучно, но другого способа нет».

Спанчетта покосилась на лицеистов, обступивших ее и Флека и ловивших каждое слово, но не дрогнула. Голос ее угрожающе понизился на пол-октавы: «Арлес считает, что его подвергают преследованиям и критикуют строже и чаще, чем других лицеистов».

Флек кивнул: «Последнее утверждение полностью соответствует действительности. Так как Арлес — единственный из студентов, полностью пренебрегающий занятиями и домашней работой, совершенно естественно, что ему приходится выслушивать критические замечания чаще других».

Спанчетта фыркнула: «Я в полном замешательстве. Совершенно ясно, что в лицее преподавание ведется из рук вон плохо».

«Весьма сожалею! — отозвался Флек. — Вы слегка побледнели. Может быть, вам лучше было бы присесть, пока вы не почувствуете себя лучше?»

«Я чувствую себя прекрасно, но я в ярости! Ваш долг состоит в том, чтобы добросовестно преподавать материал так, чтобы студентам предоставлялись равные возможности его усвоения, принимая во внимание индивидуальные особенности и характер каждого!»

«Вполне справедливое замечание! Я уже чувствовал бы себя виноватым и подавленным, если бы не одно обстоятельство. В случае Арлеса все остальные преподаватели сталкиваются с той же проблемой, что и я — с упорной, непреодолимой ленью, сводящей на нет любые попытки чему-нибудь его научить». Флек обвел глазами собравшихся в коридоре ротозеев: «Вам что, больше нечего делать? Вас этот вопрос не касается!» Снова обратившись к Спанчетте, он продолжил: «Будьте добры, зайдите в классную комнату. Сейчас она пустует, а я хотел бы вам кое-что показать».

Спанчетта последовала за Флеком. Тот подошел к столу и передал ей несколько листов бумаги: «Вот образчик работы Арлеса. Вместо того, чтобы решать задачи, он рисует закорючки и петли, похожие на рогатые рожицы и дохлую рыбу».

Спанчетта глубоко вздохнула: «Попросите Арлеса явиться сюда! Я хотела бы выслушать его в вашем присутствии».

Флек поднял трубку телефона, и через некоторое время в классную комнату проскользнул Арлес. Спанчетта поднесла к его лицу кулак с зажатыми в нем листками: «Почему ты рисуешь рожи и дохлую рыбу вместо того, чтобы решать задачи?»

«При чем тут дохлая рыба? Это мои эскизы! — возмущенно воскликнул Арлес. — Я практикуюсь в рисовании обнаженных человеческих фигур».

«Как бы ты это не называл, почему ты рисуешь вместо того, чтобы решать задачи?»

«У меня мысли двигались не в том направлении».

Флек взглянул на Спанчетту: «Могу ли я помочь вам чем-нибудь еще? Если нет...»

Спанчетта указала Арлесу на дверь: «Возвращайся на занятия!»

Арлес с облегчением удалился.