Хроники Хазарского каганата

Они склонились головами, пока он черкал на треклятой бумаге, объясняя всю эту никому не нужную хрень, и волосы Марты касались его лица. Я прямо чувствовала, как он вдыхает ее запах, представила, как его губы касаются ее прядей, и мне снова захотелось взвыть белугой, а еще больше — вцепиться Марте в эти самые волосы и от души потаскать ее по квартире, чтоб знала, как отбирать чужое. Сестра, называется! Еще неизвестно, кто из нас аморальнее!

Я сама удивлялась, отчего мне так паршиво. Раньше я никогда не испытывала ничего подобного. Наверное, это было то, что называется «ревность». И если это оно, то это действительно очень больно!

— Подожди! — Они уже на «ты». Быстро моя сестрица действует, энергично! — Но существует такое понятие, как бритва Оккама. — Откуда она такие слова-то знает? — Которое гласит: «Не умножай сущности». А гипотеза существования Бога — это как раз такое умножение сущностей, раз и без этого можно получить исчерпывающее объяснение мировым процессам.

Ты посмотри на эту тихушницу! Шпарит как по написанному! Получается, пока я кормила всю нашу семейку, она спокойненько занималась самообразованием. Вон, про бритву Оккама в курсе, а я про нее в первый раз слышу. Слушай, давай меняться, сестричка? Ты пойдешь на панель, а я буду книжки читать, да умные разговоры разговаривать. Не хочешь? А надо! И вдобавок, давай я еще ребеночка рожу и на вас с матерью скину? Как тебе такой расклад?

— А ты, Мария, как думаешь? — я вздрогнула.

— Думаю — про что?

— Бог — это умножение сущностей или необходимое условие?

— А мне по хер! — неожиданно для самой себя сказала я. — Мне нужно найти деньги на страховку машины, которая заканчивается в следующем месяце, да техосмотр пройти. Надо придумать, где взять наличные, чтобы заплатить женщине, которая прибирается, потому что у меня в квартире такой срач, что я туда людей пригласить не могу, приходится их в мамину хибару тащить, сами видите. Мне нужно понять, откуда достать деньги на новые босоножки для Лийки, потому что ее мать в упор не видит, что старые порвались и летом ей ходить не в чем, а детские туфельки стоят столько же, сколько и взрослые. И еще нужно матери дать денег на продукты, потому что вас надо всех чем-то кормить, а еще заплатить за электричество и воду. Я уже не говорю про такие никого не интересующие мелочи, как бензин для моей любимой машины и презервативы для моих любимых клиентов. И все это надо как-то заработать, потому что точка моя у «Интуриста» накрылась, и больше я туда под страхом смертной казни не пойду. А за вчерашний день я заработала ровным счетом ноль целых, ноль десятых. И перед этим был недельный перерыв по независящим от меня обстоятельствам. Знаете, у женщин бывают такие обстоятельства, когда нужно делать перерыв в занятиях любовью. Так что это не я на мели — это вы все на мели. И если вы, дорогие мои родичи, собрались меня на Речной вокзал отправить, то того, что я там заработаю, даже на лекарства не хватит, зато они мне в этом случае ох как понадобятся. Вот то, что меня волнует. А материален ли Бог и кто будет бриться бритвой Оккама мне абсолютно по хер, понятно? И странно, что кроме меня в этом доме это никого больше не волнует.

Я перевела дух. Эк меня прорвало-то. Аж самой страшно стало. В комнате повисло молчание. Из кухни выглянули мать с Марком. Краем глаза я все же заметила, что были они несколько более взволнованы, чем требовалось при простой починке плиты. Ну, да и Бог с ними со всеми.

— Хочешь, я вместо тебя пойду? — нарушила молчание Марта.

Я посмотрела на нее. Господи, куда ей идти-то? Уродина. И так приземистая, да еще после родов раздалась вширь, грудь обвислая, ноги короткие, попа широкая. Таких на Речном вокзале на десятку — дюжина. Но я благоразумно промолчала.

— С ума сошла! — всплеснула руками мать. — А дочери что скажешь?

Ну вот, хоть один разумный человек в этой семье существует. Да и то, если присмотреться…

— Что-что мне надо сказать? — высунулась из своей комнаты Лийка. Все слышит, паразитка.

— Дверь закрой! — спокойно сказала Марта. — Ну, если вы тут не хотите, чтобы я приняла эстафету, правда, по разным причинам — не мотай головой, Мария, я все поняла по твоему взгляду — то можно я продолжу увлекательную беседу? Пока это бесплатно? Никто меня, надеюсь, этим потом не попрекнет?

— Да нет, Марта, Мария права.

Адам встал и кивнул Йоханану.

— Позови Марка, нам пора.

Как пора? Это что же, он сейчас уйдет — и все? И я его больше не увижу, пойдет опять мотаться по миру, рассуждать о материальной ипостаси Бога и красить полицейские участки, пока его не прирежут где-нибудь у кипчаков, которые и в Бога-то ни в какого не верят. Неужели я снова останусь одна в этом бедламе, в бесконечных ссорах со своей женской родней? Неужели, как бывало, и в этот раз просто пересижу трудный период и опять начну отдаваться толстым финансистам и ненасытным шейхам? Мне же сейчас даже думать о том, что с кем-то придется лечь в постель, было омерзительно. Чуть не до рвоты. Может, пройдет потом?

— А можно мне с вами? — спросила я.