Хроники хвостатых: Ну мы же биджу... (СИ)

Парень потёр слипающиеся глаза: недостаток сна, который никак не ощущался внутри клетки-джинчурики, постепенно начинал сказываться на организме. Гаара то привык, хотя это не слишком хорошо, Гааре легко, а вот Шукаку периодически проваливался в омут тяжёлой сонливости. Впрочем, вздумай он лечь, то всё равно бы не заснул.

- Так что?

- Всё дело в... м... равновесии сил. Некоем балансе. Силы Совета невероятно велики – и тратить их можно только на столь же глобальные вещи. А каких-то девятеро... не столько важно. Это не кем-то придуманные правила – это закон, который в определённом смысле удерживает членов Совета, но, как по мне, больше мешает.

«Хотя кто я такой, чтобы судить...»

- Что за закон? Откуда взялся? – спросил Гаара.

Парень нахмурился.

- Что за закон... Если б я знал... Не для нас он, а для сильнейших, так как кто-то считает, что просто ответственности не хватает. Взять ту же Широ – сильнейшая, но все её поступки объясняются игрой. А, чёрт, всё сложно...

Шукаку плюхнулся на кровать между Хинатой и Собаку, хватаясь за волосы. Тануки и сам всё не до конца понимал, да и вряд ли кто-то понимает, кроме непосредственно Совета и его «приближённых», а тут – объясняй.

- Спрашиваешь, откуда взялся? Понятия не имею, да и мало кто из наших сможет это сказать, но... – он понизил голос. – Над Советом есть личность, легендарная. Обычно он не вмешивается в дела, но его приказов даже члены Советы слушаются беспрекословно... Ну, так говорят, так как за последние века не было ни одного. Этот... это существо. Его имя – Оракул.

Тануки стал говорить ещё глуше, поэтому Гаара и Хьюга невольно, вслушиваясь, подвинусь ближе. Шукаку воровато оглянулся, словно ожидал прослушки.

Сглотнул.

- По слухам Оракул знает всё: прошлое, настоящее и даже будущее... Но не говорит никому, так как подобное должен знать лишь он и всесильные Боги. Его никто никогда не видел, но у него есть посланник, который временами приносит предупреждения. Оракул вроде и существует, но невидим – будто его и нет вовсе.

Стало тихо, даже птицы приумолкли.

Знает ли «Оракул» об этом разговоре?

Всезнающая невидимка; Хинате страшно осознавать, что подобное есть в том мире, где она живёт, и в груди щекочет любопытство – хочется знать больше.

Гаара же просто молча и сосредоточенно, по крупицам рассказов, собирал для себя новую информацию, расширяя границы того малого, о чём имел представления. Не испытывая ни малейшего удивления, он верил на слово тем, тому, кто первыми протянули ему руки, и не так уж и важно, что многое выходило за рамки...

Их и не было – этих рамок.

Не должно было быть.

Юмия умела быстро передвигаться, быстрее многих, однако держащая её за руку Широ-сама заставляла нагибаться к земле, поэтому девушка то и дело спотыкалась. Вдобавок, меч мешался, так как убрать его было некуда и некогда, а без плаща и шляпы Орочи чувствовала себя слишком открытой, и это было похоже на надоедливый зуд. Словно тысячи глаз сейчас смотрят на её пепельно-белую кожу, выступающие позвонки, угловатые руки и тусклые волосы; видят яркость родовых татуировок, худое лицо и тонкие губы.

Неприятно.

Яркое солнце страны Огня жгло макушку и между острых лопаток. Юмия любила тепло, как любят его холоднокровные, любая усталость и боль в, бывало, натруженных мышцах растворялись, как сахар и соль в горячей воде. Но холод и темнота не всегда ходят рука об руку – небесное светило брюнетка ценила меньше россыпи звёзд, а сейчас и вовсе тихо ненавидела.

Коноха, её стены и похожие на муравьёв жители-гражданские, осталась позади. Лес расступался, пропуская сквозь себя почти заросшую тропку, что когда-то была дорогой; высокая трава то и дело пыталась поймать ноги, а в босые ступни впивались мелкие камушки. Орочи потеряла счёт времени – она и не считала. Дорога путано стелилась, детская рука была ледяной, но уже привычной, а меч не тяжелил кисть, а помогал прорубаться через заросли, когда Широ-сама сворачивала в лес, двигаясь напрямик. Наверное, срезала путь.

Жизнь Юмии, по правую руку Шио, началась с котомки и бесконечного тракта. Оставлять за спиной, не думая, всё новые километры – она это умела. И даже любила.

Вдруг что-то произошло.

Раз – Широ-сама сделала шаг, утягивая за собой.

Два – реальность смазывается, краски мешаются и сереют; горло сдавливает невидимая рука, не давая вздохнуть.

Три – всё возвращается на круги своя, а у Орочи слегка кружится голова.

Тихо, обычные лесные звуки: копошение птиц и всякого верья и еле слышные шорохи, половину из которых человек и не заметит...

Только местность уже совсем иная.

Лес расступился от краёв каменистой рукотворной площадки. Посреди мусора высился храм, хотя высился – слишком гордое слово. Скорее, держался из последних сил на оставшихся целыми стропилах. Вход покосился и осел, сёдзи лишились бумаги и поломались под натиском почти обвалившегося козырька кровли. Ровный круг спирали над входом потерял свою яркость, однако, сохранил чёткие очертания.

Юмия вгляделась в этот знак. Где-то она его уже видела...

- Пришли! – Широ радостно заулыбалась и захлопала в ладоши.