Хроники крови. Пенталогия (ЛП)

Он выяснил, что произошло на самом деле, совершенно случайно. Он старался не проходить мимо ее дома. Это было глупо. Бессмысленно. Он же знал, что ее там не было. Он зашел туда однажды ночью, когда возвратился из Кингстона, после того как завершил там все дела, и, не отдавая себе отчета, взял пару фотографий с ее туалетного столика, но ему было невыносимо видеть их не на своем месте. Придя домой, он запихнул их на полку в стенном шкафу и больше ни разу не взглянул на них. Но они оставались у него.

— Эй, сержант. — Хрупкая тень отделилась от массивного ствола старого каштана и неторопливо приблизилась к пешеходной дорожке. — Нет смысла заходить в квартиру: здесь не осталось о ней даже воспоминаний. Насколько мне известно, на следующей неделе въедут новые жильцы.

— А что ты здесь делаешь, Тони?

Юноша повел плечами.

— Ключи заносил, увидел, что вы заворачиваете за угол, и решил подождать. Не надо будет искать вас позднее. У меня для вас послание.

— Послание, — повторил он, потому что не мог заставить себя спросить, от кого оно.

— Да. Генри сказал, чтобы я передал, что вы были одним из наиболее достойных людей, с которыми он встречался в жизни, и что он желал бы, чтобы все сложилось по-иному.

— По-иному. Да. Разумеется.

Тони искоса бросил взгляд на детектива и постарался скрыть свое разочарование. Генри не сказал ему, что именно он подразумевает под этим понятием, «по-иному»: имел ли он в виду то, что произошло с Вики, или что-то еще. И теперь было очевидно, что и Селуччи ведет себя не менее сдержанно. Хотя Фицрой рассказал ему в общих чертах о том, что произошло в ту последнюю ночь в Кингстоне, особых подробностей он не сообщил, и парень едва не умирал от любопытства.

— Генри также хотел, чтобы я сказал вам, что год — всего лишь маленький ломтик вечности.

Селуччи фыркнул и направился вдоль Гурон-стрит.

— Что, дьявол его побери, он хотел этим сказать? — спросил он через пару минут у Тони, успевшего поравняться с ним и шагавшего теперь рядом.

— Да я и сам не больно врубился, — признался парень. — Но это именно то, что он просил вам передать. Он сказал, что вы поймете позже.

Селуччи снова фыркнул.

— Хреновый писака, кропающий любовные романы.

— Да. Вот такие дела. — Они дошли до угла Сесил-стрит, и Тони, так и не дождавшись, чтобы детектив заговорил снова, вздохнул. — Она почти все время спит, — сообщил он.

— Кто? — На скуле Майка непроизвольно дернулся желвак.

— Да Победа же. Генри все еще жутко беспокоится за нее, но считает, что теперь все будет в порядке, раз дырка на ноге наконец-то уже затянулась. Мы переезжаем в Ванкувер.

— Мы?

— Да. Она сейчас совершенно беспомощна. Им нужен кто-нибудь, кто будет делать все, что необходимо, после восхода солнца. И…

— Почему? — Ванкувер. Через всю страну… — Морской воздух?

— Не в этом дело. Чтобы никто не узнал ее, когда она начнет охотиться. Видимо, вначале им приходится довольно трудно.

Они тысячу раз обедали вместе. И завтракали тоже. Может быть, две тысячи.

— Скажи Фицрою, что она довольно неаккуратна за едой.

Тони подавил смешок.

— Обязательно скажу. Не хотите передать и ей что-нибудь?

— Скажи ей… — Голос его замер, и, казалось, он внимательно следит за чем-то, чего Тони видеть не мог. Затем лицо его передернулось, и, твердо сжав губы в тонкую линию, он развернулся и молча зашагал прочь.

Какое-то время Тони стоял и наблюдал за ним, затем кивнул.

— Не беспокойся, парень, — проговорил он тихо. — Я ей передам.

*

Он занимался своими делами, когда позвонил детектив Фергюсон из Кингстона по поводу хода расследования.

— Послушайте, Вики переехала в Ванкувер, я ведь уже сказал об этом. Ничего другого я не знаю и не имею понятия, где, черт побери, она сейчас находится.

Фергюсон сразу пришел к очевидному выводу.

— Свалила от тебя, значит?

В ответ Селуччи сорвал телефонный аппарат со стены на кухне и вышвырнул его за дверь.

Несколько дней спустя, когда он гнался за машиной подозреваемого по взлетно-посадочной полосе в аэропорте в Даунсвью, едва увернувшись от приземляющегося реактивного лайнера, полицейский психолог предположил, что он находится под влиянием подавляемых эмоций.

Все еще болезненно переживавший свою утрату, Селуччи еле удержался от желания подавить самого полицейского психолога.

*

— Надеюсь, она заслуживает того, чтобы ты спустил свою карьеру в унитаз, так как иначе назвать то, что ты делаешь, нельзя. — Кресло инспектора Кэнтри взвизгнуло, протестуя, когда он откинулся назад и пристально вгляделся в лицо Селуччи. — Как ты думаешь, что у меня здесь? — Громадная рука хлопнула по папке, лежащей на бюваре, в центре его стола. — Так я тебе скажу. Здесь рапорт, который я получил от психа нашего отделения, считающего, что ты находишься в неустойчивом душевном состоянии и что тебе нельзя позволять появляться на улице вооруженным.

Побелев как полотно, Селуччи принялся стаскивать с себя наплечную кобуру.

— Черт побери, утихни! — вспылил инспектор. — Если бы я выслушивал все, что говорят эти надутые ослы, то уже давно должен был бы лишить тебя полицейского жетона.