Хроники Ламмеры: Летучий Фрегат

В период, когда мать Вахоца была беременна, отец в пьяном порыве особенно сильно вымещал свою злобу и агрессию из-за того, что для страны он теперь никто. И в один такой день, когда отец бил жену, Вахоц решил заступиться за маму и ринуться с кулаками на солдата, однако в скором времени оказался избит, и с телом полным синяков молодому Бадави пришлось спать на улице.

На следующий день должен был настать праздник — роды матери, посему Вахоц не боялся ничего, ожидая, как будет держать маленькую сестру или брата на руках, оберегая от всех напастей. Вахоц ходил по улицам, чтобы вернуться домой к вечеру и увидеть счастливые лица матери и отца, что от вида ребёнка должны были растаять, однако за входной дверью небольшого дома в душу пробиралась лишь тьма, заставляя отступить и никогда не входить в обитель мрака, но парень решился и сумел преодолеть страх.

"Это всё моё воображение. Там, за дверью, нет ничего плохого, меня ждёт сестрёнка!" — С этими словами Вахоц решительно вошёл в дом, и увидел Амон, стоящую спиной к нему, а максимально трезвый отец сидел на стуле и держал руками голову, не поднимая глаз на жену. Аура мрака и отчаяния заполонила весь дом, медленно пробиваясь в душу Вахоца, который не понимал, что вообще происходит.

— Мама? Что случилось, мама? Почему папа такой грустный? Мама? — озабоченно сказал Вахоц, испугавшись гробовой тишины и тянущихся в его душу невидимых рук тьмы.

— Всё хорошо, золотце… — будто в истерике мать старалась сдержать не то смех, не то слёзы. — …у тебя теперь есть сестрёнка, Вахоц, посмотри на неё! — обернулась матерь, показав своё безумное лицо, искажённое настолько сильным горем, что заставило губы искривиться в горькой улыбке.

Вахоц упал навзничь, увидев, как обезумевшая Амон держит на своих руках мёртвого ребёнка — именно тогда он понял, как много сходств имеет с ним. Вахоцу казалось, будто Амон держит не сестру, а его самого: мёртвого, болезненного, гниющего и холодного. Всё его существование, каждый день прожитой его жизни — бытие в смерти. Этот ход мыслей сумел остановить отец, что, подойдя к сыну, сказал: "Иди в свою кровать, не думай об этом, я… Я сделаю что-нибудь. Поспи, Вахоц, прошу." Тогда он послушался, ибо впервые за долгое время увидел такой беспомощный и взволнованный вид отца, что действительно испугался за сына. Вахоц оставил это событие позади, пока отцу пришлось успокаивать жену и бороться за покой в доме.

С той ночи Вахоцу всю жизнь снился кошмар, где обезображенное, гнилое лицо младенца с пустыми глазницами издаёт истошный крик и пугает брата, заполняя его душу пустотой и трогая скользкое сердце холодными пальцами.

Два тяжелых дня прошло с тех пор, и всё кончилось утром, когда Вахоц проснулся от плача матери. Обеспокоенный сын ринулся в зал, дабы узнать, что вообще произошло, но все ожидаемые ужасные события в голове оказались ничтожными, когда перед глазами Вахоца предстала мать, сидящая на коленях перед отцом, покончившим со своей жизнью в петле — он просто не смог выдержать своей слабости перед трагедией и обвинил в смерти дочери себя.

Вахоц стоял как вкопанный и не мог сказать ни слова, а бездыханный труп на верёвке будто издавал самый громкий крик души, разрывая сердце мальчика на части. Страх. Многоликий ужас, подавляющий все чувства, заставляющий ноги дрожать, а голос издать что есть силы беззвучный крик и плакать кровью, только бы навсегда исчезнуть из этого мира. Время будто остановилось, заставив мальчика застыть в том моменте, чтобы вечно лицезреть холодное тело родного отца, что не успел исправиться и не нашёл в себе силы на это. "Он проиграл. Проиграл. Проиграл! Нет!" — хотел выкрикнуть Вахоц, только голос его был настолько хриплым и тихим, что он даже не заметил, как произнёс это.

Стены тёмного, всепоглощающего мрака начали трескаться, но не от света, а внутреннего давления и нового источника, что осколками этих самых стеклянных стен жаждал заколоть себя — плач матери Вахоца прекратился, и тогда она встала и пошла в сторону сына, по пути взяв со стола нож: "Пойдём со мной, Вахоц, мы отправимся за отцом и твоей сестрёнкой. Мы будем вместе, счастливы, сынок!" — Проговаривала она нежным голосом со слезами на глазах, когда Вахоц в страхе пятился назад, пока не наткнулся на стену.

Когда мать налетела на сына с ножом, чтобы убить его, а потом и себя, Вахоц выхватил из настенной оружейной стойки старую отцовскую саблю и проткнул родной матери грудь, вонзив клинок в самое сердце. "Мама… Нет… Мама! Я не хотел!" — выкрикнул Вахоц, поражённый ужасом и своим действием, которое не до конца контролировал, ибо им двигали инстинкты и желание выжить.