Хроники Ламмеры: Шёлковая Песнь

Мари стояла как вкопанная, а с её дрожащих от трепета и печали рук выпала шпага; тогда она не могла больше терпеть и ринулась к брату с тёплыми объятиями. Она прижалась головой к его груди, чтобы не показывать слёзы, и всхлипывала время от времени. Только когда Базиль аккуратно в волнении обнял её в ответ, всё вдруг вспомнилось. Он не мог поверить своим глазам. Руки чувствовали её тёплую спину точно так же, как и в детстве, а волосы пахли до боли знакомо. Но в один момент старое желание успокоить сестру взяло вверх над удивлением и сомнениями. После чего он начал тихо напевать шандийскую колыбельную и гладить Мариам по голове. Ей наконец было спокойно, и теперь горькие сны никогда более не будут её преследовать. Тогда с неба спустился Дзин и, наивно смеясь, сказал: «Всё хорошо, Мари!»

Эксодий взмахнул шпагой в сторону дворца и приказал солдатам войти туда и разгромить Алмакира вместе со свитой; уничтожив последнее сопротивление, Прах Пустыни вернёт себе трон, и как полноправный Король объявит войну Лакшата. Но когда Эксодий вместе с Мариам, Дзином и Базилем поднялись по ступеням к тронному залу, на красной бархатной подушке сидело бездыханное тело Алмакира с перерезанным горлом. Он до крови удерживал в ладони блёклую корону, а на лбу выступил потец. Ассасины Лакшата опередили Эксодия: они с самого начала следили за тем, что происходит в клановом доме, играя роль королевских советников, и когда Алмакир стал бесполезен, его убили, чтобы тот не рассказал агентам Летучего Фрегата лишнего. А убийц и след остыл. Мариам изумилась, а Базилю не давала покоя только одна еле заметная вещь — золотая цепочка и перстень, на которых красовалось знамя в виде чаши с плодом граната, что пронзила тонкая стрела.

Глава 18 «Нам сулит дорога!»

Задача по спасению лазутчика была выполнена. Клан Айтилла присоединился к Летучему Фрегату в освободительной войне. Через семь дней начнется фестиваль Белого Крокодила, и тогда Летучий Фрегат нападёт на Малику, пока в клановом доме все будут расслаблены и неосторожны. А пока Эксодий наводил порядок при дворе, Мариам с Базилем сидели за одним столом в таверне и разговаривали по душам. А Дзин, после того, как Мари познакомила его с братом, стоял рядышком, слушая, как Базиль виноватыми глазами рассказывал Мариам о том, как выжил, после казни в Лакшата и своей жизни:

— Помнишь, как мы с тобой вышли за стены кланового дома? Я тогда впервые в жизни заплакал… — Базиль отвел взгляд, а Мариам не желала сбивать его с каких-либо мыслей: она, не отрывая взгляда, вслушивалась в каждое его слово, ибо даже просто слышать этот голос — ценное сокровище. — Я обещал ему, что обязательно спасу, но духу не хватало что-то по-настоящему сделать во благо, но ты! — в его глазах на секунду засиял свет, и тот поднял взор на Мари. — Ты тогда была маленькой и толком ничего не понимала. И когда начала помогать ему выкапывать песчаник, тот наконец засмеялся. За долгое время я увидел, как раб улыбнулся. Потом ты подошла к нему и совсем простой звуковой техникой уничтожила кандалы. Ты решилась на это. Твой тогда ещё детский ум просто выдал: «Почему он закован? Это же плохо!» — когда Базиль договорил об этом и принялся рассказать о последствиях, помрачнев, он снова опустил голову и смотрел на свои ладони, представляя их закованными в цепи. — Малика собиралась казнить тебя за такую дерзость и показать народу, что даже среди детей не может быть тех, кто идет против воли Королевы. Но даже с такими методами она никогда бы не убила старшего сына. Я воспользовался этим, чтобы спасти тебя, но… — голос Базиля совсем притих, вспоминая слова матери перед казнью.

— Братец, всё в порядке. Не нужно вспоминать былое. Главное — мы сейчас живы и вместе. — после этих слов Мари взяла Базиля за руку тёплой ладонью и успокоила, от чего тот смог с лёгкостью рассказать, что было дальше.