Хроники лечебницы

В отличие от опрятной гостиной в спальне был бардак. Огромная кровать, простыни и одеяла в куче, словно он вскочил в спешке. По полу разбросаны одежда, книги и газеты. Мусорная корзина переполнена.

– Нужно, чтобы кто-то прибирался у тебя.

– Тогда я ничего не найду, – сказал он. – Это только кажется, что тут беспорядок, но я знаю, где лежит каждая вещь.

– Ты шутишь.

Он усадил ее на кровать и сдернул одеяло.

Будет ли он предохраняться? Спросить или нет?

«…лучше не надо. ты и так, считай, на том свете…»

Он расстегнул рубашку. Она помогла ему стянуть ее и увидела на его спине рубцы крест-накрест. Она коснулась бугристой кожи.

– Откуда это?

– Это отец, – сказал он.

– Мирон был так жесток к тебе?

– Не жесток, строг. Он бил меня, чтобы научить.

– Чтобы отличать хорошее от плохого?

– Это было потом. Когда я был мальчиком, я ходил и говорил во сне. Сперва он привязывал колокольчики к моим щиколоткам, чтобы они будили меня, когда я встану с кровати. Но это не помогало, и тогда он стал связывать мне ноги. Но я каким-то образом умел освободиться и все равно ходил и говорил во сне.

– И что он сделал?

– Тогда он и стал хлестать меня. Пока мне не стало тринадцать или четырнадцать.

Она погладила его по волосам, по рукам, по спине.

– Мы оба так много страдали. Обними меня.

Он отвернулся от нее.

– Я хочу, чтобы ты поцеловала их.

Она слегка растерялась, а потом стала медленно касаться сухими губами его кожи, начиная с левого плеча. Его спина напряглась. Она приоткрыла рот и провела языком по шершавой коже, вниз по спине. Он задрожал и перекатился на бок.

– Давай теперь ты, – сказала она, выставив бедро.

Она закрыла глаза и стала ждать. Зазвонил его мобильник. Она прильнула к нему.

– Не отвечай.

Он занервничал. Телефон продолжал звонить. Он отстранил ее и взял трубку. Звонил Мирон.

– Это отец. Я должен ответить.

– Почему? Он что, отстегает тебя?

Он посмотрел на нее, потом на мобильник и снова на нее.

– Ты не понимаешь.

– Думаю, что понимаю. Как и ты меня.

Он принял вызов.

– Да.

Она услышала грубый голос Мирона:

– Чего так долго не подходишь?

– Я был в ванной.

– Ты должен всегда держать телефон при себе.

– Я не подумал об этом.

– Это твое слабое место, одно из – не думать наперед. Мы готовы взорвать Пирей. Завтра после полудня. Давай в гараж сейчас же.

– Но…

Телефон смолк. Она раскрыла объятия. Он натянул шорты и накинул рубашку.

– Я должен идти.

– Что за важное дело, чтобы мы…

– Нет времени.

– Не оставляй меня снова одну.

– Я вернусь. Я сейчас нужен отцу в автомастерской.

Он послал ей воздушный поцелуй и закрыл за собой дверь. Она откинулась на подушку и задумалась о том, что услышала по телефону – Мирон говорил достаточно громко. Завтра они взорвут Пирей. Она вспомнила, что в тот день, когда Алексий запер ее в шкафу, Мирон говорил ему о взрыве в международном терминале аэропорта в Пирее. Алексий тогда заметил, что умрут невинные люди, но Мирон сказал ему, что на войне не обойтись без побочных последствий. Она понимала, что это значит: умрут женщины и дети. Она долго и напряженно думала об этом. Только не дети.

«…черт бы побрал его отца за коитус прерыватус. давай теперь устроим ему взрыватус прерыватус…» – «Я не могу». – «…какая ты слабачка. если бы я родилась вперед тебя, у меня бы хватило сил, чтобы не слететь с катушек без твоего голоса. я сама справлюсь…»

Рэйвен смотрела словно со стороны, как берет второй телефон с прикроватной тумбочки и набирает номер. Она услышала механический голос:

– Ваш абонент?

И сказала отчетливо:

– …афинская полиция…

После нескольких гудков раздался мужской голос.

– Департамент полиции Греции. Чем могу помочь?

– …у меня информация о теракте 17N…

– Секунду. Я вас переведу.

Она захотела сбросить звонок, но Никки не дала ей. Она услышала какие-то щелчки – наверное, разговор стали записывать – и снова голос.

– Говорит капитан Гектор Элиаде, из оперативной группы по борьбе с терроризмом. У вас есть информация?

Она занервничала. Никки молчала. Вечно она втягивает ее во что-то, а потом исчезает, оставляя ей грязную работу. Вот же черт! Алексий ее проклянет, если выяснит, но если она ничего не сделает, она сама себя проклянет. Она прикрыла микрофон платком.

– Это предупреждение. Пассажирский терминал в Пирее будет взорван. Умрут дети.

– Когда?

– Завтра или послезавтра. Я… я не уверена.

– Кто это?

Она сбросила звонок. Она признавала правоту Алексия в том, что Америка и правительство Греции, управляемое ею, – зло. Но это не оправдывало убийство матерей с детьми. Если она должна предать 17N, чтобы предотвратить смерть невинных, значит, так тому и быть.

«…рада, что ты наконец согласилась со мной, рэйвен…»