Хроники Ликтора. Том первый

– Мориц Максимоф! Вы благородно нарушаете внутренние регламенты ДС, подбирая с улицы хворых воробушков, лечите их, расправляете им крылья и отпускаете в этот суровый мир! Это я понял! На это мне плевать! Хоть все активы компании сливайте на кухоньки и столовые – это ваше внутреннее дело, законы Партии вы не нарушаете. Но! Колбы, – я снова потряс ими у лица доктора. – Эти колбы чертовски как касаются моего дела! Поэтому прошу не испытывать моё терпение и ответить – где и на кой хер вы их украли?!

– Я тот, кто просто разряжает бомбы, готовые рвануть. Не добряк, а трус, по сути. Я не могу игнорировать ошибки прошлого и поэтому лишь пытаюсь предотвратить тот исход, что был раньше! Эти люди и так на взводе, а тут «сотый» замаячил, как настоящее воплощение вопиющей несправедливости! Если хоть одна Туша про это разнюхает, то практически сразу узнают и все остальные. Дотационную Службу просто сметут.

– И вы решили предотвратить восстания кражей «сотого»?

– Я не хотел, чтобы люди снова гибли понапрасну! Неважно, Граждане это или Туши. Поэтому пожелал узнать, с чем мы имеем дело.

– И с чем мы имеем дело? – я продолжал давить на Максимофа.

– Этот концентрат разработали без моего ведома, однако ДС давно полнилась слухами, и они дошли и до моего отдела. Может, Партия и права, но где та грань между вкладом в общество и вредом? Для Партии убийство какого-нибудь тринадцатилетнего мальца будет не так существенно, как улучшение выработки энергии аэростатами на 0,25%. А для нас? Для нас это тоже несущественно? Я думал, девиз нашего общества: «Важен каждый». А мы, выходит, смотрим на баланс чаш весов?

Под моим тяжелым взглядом он осекся и продолжил уже не так эпатажно.

– Все эти мысли привели меня к поступку, коим я не горжусь. Подстроив сбой на линии производства, я специально разбил всю вторую партию, это около тридцати колб, спрятав лишь пять из них. Иначе меня бы раскрыли.

Доктор прервался, чтобы почесать бровь, на что я активно завращал рукой в воздухе, призывая продолжить и без того затянувшийся рассказ.

– Пустая колба, что вы держите в руках, ушла на исследование, – вздохнув, продолжил профессор, уже и сам пожалевший о своих долгих вступлениях. – Так я и понял, что это концентрат, а не «сотый». И что это продукт не массового производства. Для его использования нужно специальное оборудование, чтобы пустить через Сатус строго необходимое количество раствора. Поэтому это не Экситейтор в прямом смысле этого слова. В этой склянке даже поворотного механизма нет! Ну, а вторая колба с концентратом и вовсе разбилась при инциденте с Генри.

– Что за инцидент? – я не позволял пуститься мыслям профессора в очередной пляс.

– Туши, что вы видели по пути сюда, это люди, которым мне удалось, так или иначе, подсобить. «Поставить на ноги», если угодно. А есть те, кому уже не помочь. Они лишь медленно и мучительно умирают. Генри был одним из таких. Он пришёл ко мне слишком поздно. Помимо этого, чтобы гасить боль, он уже долгое время употреблял какой-то «грязный коктейль», и эта смесь только усугубила положение. Тело Генри погибало. Он умолял прекратить его страдания, и я предложил ему попробовать концентрат.

Запнувшись, доктор прокашлялся. Правда, было не до конца понятно, был ли это прилив сентиментальности или просто сигнал организма промочить горло.

– Я примерно догадывался, как он будет действовать, – откашлявшись, продолжил Максимоф. – Ждал, что Генри почувствует что-то вроде эйфории. Так и случилось. Но ощущение эмоционального подъема имело чересчур краткосрочное действие, и чтобы избавляться от невыносимой абстиненции, вызываемой отменой, требовалась все бо́льшая доза, чтобы зажечь в организме жизнь. В моменты спада эйфории без концентрата тело начинало трещать по швам. Тошнота, рвота, нарушение дыхания, расслабление, прости Илон, сфинктера, сильнейший зуд кожных покровов, отказ внутренних органов одного за другим, и, как итог всему, смерть. Последний симптом настиг Генри спустя три месяца после первого использования. За это время концентрация дозы увеличилась в двадцать раз. Так я окончательно понял, что в здравом уме никто не будет бороться за эту «панацею». И всё это лишь очередная хитрая ловушка Партии для добычи любых сведений из умирающего мозга испытуемого.

В голове сразу всплыл допрос Гочи: «Да какой там! Параноик только три ампулы дал. Две на подготовку, одну лично мне в качестве задатка. Остальное после работы обещал».

– Получается, у вас должно было остаться три колбы? И что вы с ними сделали?

– Ничего. Я их спрятал здесь. Применять их было нецелесообразно. Так и лежали, пока меня не прижал к стенке Брейдер.

– Подробней! – потребовал я, неожиданно для себя и нашего долгого разговора.

– Томас Брейдер. Он пришел прямо сюда, в это крыло. И рассказал, что его люди, собрав осколки, идентифицировали штрихкоды, чтобы точно знать, какие колбы разбились. И, не досчитавшись пяти штук, начали служебную проверку, практически сразу выйдя на меня.

Я уже понимал к чему ведётся разговор.

– Вы о чем-то договорились?