Хроники Маджипура. Время перемен

Около полудня я позвонил из имения Ноима в юго-западной Салле герцогу Шумарскому и сообщил о благополучном прибытии. Разумеется, именно он попросил Ноима встретить меня на границе. Затем я связался с Халум.

Сегворд уже рассказал ей о причинах моего внезапного исчезновения.

- Какая неожиданная для меня новость, - грустно сказала она. - Ты почему-то никогда не говорил мне об этом снадобье. Ты рисковал всем, лишь бы пользоваться им, - значит оно играло важную роль в твоей жизни. И ты все держал в тайне от своей названой сестры?

Я ответил, что если бы я рассказал о своем увлечении снадобьем, то не удержался бы и предложил попробовать. На это она сказала:

- Разве открыться перед своей сестрой уж такой ужасный грех?

61

Ноим обращался со мной очень приветливо, подчеркивая, что я могу оставаться у него столько, сколько пожелаю - недели, месяцы и даже годы.

По всей вероятности, моим друзьям в Маннеране со временем удастся освободить часть моих капиталов, и я смогу купить земли в Салле и зажить жизнью сельского барона. Или, возможно, Сегворд, герцог Шумарский и другие влиятельные лица смогут отменить обвинение в мой адрес, и я вернусь в южную провинцию. Но до тех пор, сказал мне Ноим, его дом будет моим.

Однако я почувствовал некоторую отчужденность в его отношении ко мне.

Казалось, гостеприимство было оказано только из уважения к тем узам, которые нас связывали. Причину отчужденности я понял только через несколько дней. Мы сидели после обеда в огромном беломраморном зале для пиршеств и вспоминали дни нашего детства. Это была основная тема наших разговоров, намного более безопасная, чем недавние события. Неожиданно Ноим спросил:

- Известно ли тебе, что это снадобье является причиной кошмаров у людей?

- Что ты говоришь, Ноим? - изумился я. - О каких кошмарах ты говоришь? Я ничего не знаю!

- Теперь ты знаешь! После того как мы разделили с тобой это дьявольское зелье, в течение нескольких недель я просыпался каждое утро в холодном поту. Мне тогда казалось, что я схожу с ума.

- И что же ты видел в кошмарах?

- Страшные вещи! Когти. Чудовища. Ощущение, что ты не знаешь, кто ты.

Какие-то обрывки мыслей разных людей, переплетающиеся с собственными мыслями.

Он отхлебнул из бокала вина:

- Позволь тебя спросить, Кинналл. Ты принимаешь порошок ради удовольствия?

- Нет. Ради знания.

- Знания чего?

- Знания о себе и о других!

- В таком случае, лучше невежество, - он вздрогнул. - Ты знаешь, Кинналл, твой побратим никогда не был слишком набожным. Он богохульствовал, он показывал исповедникам язык, он смеялся над легендами о богах, не так ли? И с помощью этой дряни ты едва не сделал его верующим, Кинналл! Страх перед тем, что открывает разум, страшно знать, что нет никакой защиты, что могут проникнуть прямо к тебе в душу и сам ты можешь сделать это. Такой страх невозможно перенести.

- Невозможно для тебя, - сказал я, - другие же только и мечтают повторить общение.

- Кажется, было бы лучше для всех придерживаться Завета, - голос Ноима звучал твердо. - Личность священна. Душа является собственностью только ее владельца. Обнажать ее - грязное удовольствие.

- Не обнажать, а делиться ею!

- Что, так лучше звучит? - уголки рта Ноима изогнулись в скептической улыбке. - Что ж, хорошо. Весьма грязное удовольствие делиться ею, Кинналл.

Даже несмотря на то, что мы побратимы. Когда мы расстались, у меня было такое чувство, будто я весь изгажен. Пыль и грязь на душе. Ты хочешь, чтобы это случилось с каждым? Чтобы каждый из нас испытывал чувство вины?

- Здесь не может быть такого чувства, Ноим, - вскричал я. - Отдаешь, воспринимаешь. После этого чувствуешь себя лучше и чище!

- Грязнее!

- Человек становится более сильным, более участливым к другим.

Поговори с теми, кто испытал это, - предложил я.

- Конечно. Когда они будут потоком литься из Маннерана, эти безземельные беглецы, тогда можно будет спросить у них о красоте и чудесах самообнажения, извини меня, единения.

Я видел муку в его взгляде. Он все еще хотел любить меня, но шумарское снадобье показало ему такое о себе и, возможно, обо мне, что заставляло его ненавидеть человека, давшего ему это зелье. Ноим был одним из тех, кому необходимы стены. Я не понял тогда этого. Что же я натворил, превратив своего побратима в своего врага? Если бы могли еще раз попробовать это снадобье, может быть, для него это стало ясным. Но нет, надежды на это не было. Ноим напуган взглядом внутрь себя. Я превратил своего богохульствующего побратима в ярого приверженца Завета. Теперь я уже ничего не мог изменить.

После некоторого раздумья Ноим произнес:

- Нужно кое-что попросить у тебя, Кинналл.

- Все что угодно!

- Нехорошо чем-то ограничивать гостя. Но если ты привез с собой хоть грамм этой гадости, если ты прячешь ее где-нибудь у себя - выбрось все, что есть, понятно? Его не должно быть в этом доме! Тебе понятно, Кинналл?

Выбрось и можешь об этом мне не говорить!

Никогда прежде я не лгал своему побратиму. Никогда!

Ощущая, как усыпанная бриллиантами шкатулка обжигает мне грудь, я произнес торжественно чеканя каждое слово: