Конечно нет, догадался Нисмайл с внезапным острым приступом печали – словно ребенок, которому во сне дали сокровище, о котором он страстно мечтал, но лишь для того, чтобы он проснулся, ослепленный его блеском, и вновь окунулся в унылую действительность. Вспомнив, насколько легко метаморф смог предстать в его собственном обличье, Нисмайл осознал мрачную возможность: это всего лишь шутка, розыгрыш. Он пристально всматривался в гостью, стараясь обнаружить признаки ее принадлежности к метаморфам: острые скулы, раскосые глаза, беззаботно-веселое выражение лица… Нет, она во всех отношениях походила на человека и только на человека. Но все же… Насколько неправдоподобной была встреча здесь с существом из расы людей, настолько вероятнее было то, что она была из меняющих форму, обманщицей – или обманщиком?..
Однако допускать такую возможность ему не хотелось. Он решил противопоставить вероятности обмана сознательную веру – в надежде на то, что таким образом увеличит шансы на превращение желаемого в действительное.
– Как вас зовут? – спросил он.
– Сэрайс. А вас?
– Нисмайл. Где вы живете?
– В лесу.
– Значит, где-то неподалеку есть человеческое поселение?
Она пожала плечами.
– Я живу одна. – Она подошла к нему – он почувствовал, как по мере ее приближения его мышцы напряглись, что-то резануло в животе, а на коже, похоже, выступила испарина, – и легонько прикоснулась кончиками пальцев к глубоким царапинам, которые оставили на его груди и руках лианы и сучки, пока он продирался сквозь чащу. – Вам, наверное, больно?
– Немного. Нужно промыть их.
– Да. Давайте вернемся к пруду. Я знаю более удобную дорогу, чем та, которую вы выбрали. Идите за мной!
Сэрайс раздвинула стебли густого папоротника, скрывавшего узкую тропинку, и грациозно побежала вперед, а он бросился следом, не переставая восхищаться непринужденностью ее движений и игрой мышц на спине и ягодицах. Он погрузился в воду лишь на мгновение позже нее, и они начали плескаться рядом. Холодная вода мгновенно уняла жжение от царапин. Когда они вышли на берег, ему невыносимо захотелось притянуть ее к себе и заключить в объятия, но он не посмел. Они улеглись рядом на поросшем мхом берегу. В глазах женщины плясали коварные искорки.
– Моя хижина недалеко отсюда, – сказал он.
– Я знаю.
– Вы не хотели бы заглянуть в нее?
– Как-нибудь в другой раз, Нисмайл.
– Ну что ж. В другой так в другой…
– Откуда вы? – в свою очередь спросила она.
– Я родился на Замковой горе. Слышали? Я был художником при дворе короналя. Но не таким, который кисточками накладывает краски на полотно. Нас называют еще психоживописцами. Говорят, что «психе» на каком-то из языков Старой Земли означало «душа». И я творил картины мыслями на специальном холсте, и… я мог бы показать это вам. Я мог бы нарисовать вас, Сэрайс. Я пристально всматриваюсь во что-нибудь, погружаю сущность увиденного в глубины своего сознания, а затем вхожу в своего рода транс, почти сон наяву, преобразовываю увиденное в некий образ и швыряю его на холст, запечатлеваю истинную суть единым всплеском… – Он приостановился. – Лучше всего я мог бы показать это, нарисовав вас.
Трудно было понять, слышала она его или нет.
– Нисмайл, разве вам не хочется обнять меня?
– Хочется. Очень хочется.
Густой бирюзовый мох, на котором они лежали, был подобен ковру. Сэрайс подвинулась ближе, и его рука потянулась было к ней, но повисла в воздухе – он на мгновение заколебался, поскольку все еще не избавился от ощущения, что она метаморф и всего лишь забавляется с ним некоей извращенной игрой с переменами облика. В душе его пробудилось наследие многотысячелетнего страха и ненависти, и он испугался, что, прикоснувшись к ней, вдруг обнаружит липкую и противную на ощупь кожу (такой представлялась ему кожа метаморфов) или что в его объятиях она изменится и превратится в чуждое существо. А ее веки были сомкнуты, губы приоткрыты, и по ним нетерпеливо блуждал розовый язык: она ждала. Он с опаской опустил руку на ее грудь… Но плоть оказалась теплой и податливой, именно такой, какой – вспомнилось ему после многих лет одиночества – следовало быть плоти молодой женщины человеческой расы. Негромко вскрикнув, она теснее прижалась к нему, и он заключил ее в объятия. На мгновение в его сознании мелькнул образ метаморфа – угловатого, безносого, с длинными гибкими конечностями, – но он отчаянным усилием воли изгнал его из воображения и всем существом слился с гибким, сильным и жадным женским телом.
А потом они неподвижно лежали рядом, сплетя пальцы, и молчали. Они не пошевелились, даже когда прошел короткий ливень, и позволили быстрым резким струйкам дождя смыть пот с разгоряченной кожи. Открыв глаза, Нисмайл обнаружил, что женщина рассматривает его с нескрываемым любопытством.
– Я хочу нарисовать тебя, – сказал он.
– Нет.
– Не сейчас. Завтра. Ты придешь в мою хижину и…
– Нет.
– Я не пробовал рисовать уже несколько лет. Для меня очень важно начать снова. И я очень хочу нарисовать тебя.
– А я очень не хочу быть нарисованной, – возразила она.
– Прошу тебя.