Хроники Маджипура

– Но мне это нужно. Я должен увидеть, что происходит в моей собственной душе, и единственный способ выяснить это…

– Нарисуй двикковое дерево, Терион. Нарисуй хижину.

– Но почему бы мне не нарисовать тебя?

– Это будет мне неприятно.

– Ты все время крутишься вокруг да около. Ну что может быть в живописи такого…

– Пожалуйста, Терион.

– Ты боишься, что я увижу тебя и представлю на холсте в таком виде, который тебе не понравится? Я прав? Что, нарисовав тебя, я получу другой ответ на мой вопрос?

– Ну, пожалуйста…

– Позволь мне нарисовать тебя.

– Нет.

– Объясни почему.

– Я не могу, – беспомощно сказала она.

– Тогда ты не можешь отказаться. – Он принялся доставать холст из мешка. – Прямо сейчас, здесь, на лугу. Ну же, Сэрайс. Встань около ручья. Это займет всего несколько минут…

– Нет, Терион.

– Сэрайс, если ты любишь меня, то не станешь больше отказываться.

Это была неуклюжая попытка шантажа, и он сам устыдился своих слов. А Сэрайс они возмутили: Нисмайл увидел в ее глазах жесткий блеск, которого никогда не замечал прежде. Они долго и напряженно смотрели друг на друга. Наконец Сэрайс холодно, без выражения, произнесла:

– Не здесь, Терион. В хижине. Раз ты настаиваешь, я позволю тебе нарисовать меня там.

За весь оставшийся путь оба не проронили ни слова.

Нисмайл уже и рад был бы отказаться от своего решения. Он силой вынудил ее согласиться и почти жалел о том, что не может отступить с выигранной позиции. Но возврата к легким гармоничным отношениям первых дней быть уже не могло, и он должен был получить так необходимые ему ответы. Чувствуя себя неловко и скованно, он начал готовить холст.

– Где мне встать? – спросила она.

– Где угодно. Над ручьем. Возле хижины.

Ссутулившись, шаркая ногами, она поплелась к хижине. Нисмайл кивнул и, ощущая на душе неимоверную тяжесть, начал готовиться к входу в транс. Сэрайс с негодованием смотрела на него. В глазах у нее стояли слезы.

– Я люблю тебя, – во весь голос прокричал Нисмайл. Последнее, что он успел увидеть, прежде чем веки его сомкнулись, была внезапная перемена, произошедшая с Сэрайс: ее сутулость исчезла, плечи расправились, глаза ярко вспыхнули, на губах заиграла улыбка…

Когда спустя несколько секунд он открыл глаза, картина была готова, а Сэрайс робко смотрела на него, стоя в дверях хижины.

– Ну как? – спросила она.

– Взгляни сама.

Она подошла и встала рядом. Но не успела она поднять глаза на свой портрет, как Нисмайл крепко обнял ее за плечи. Она вздрогнула всем телом и прижалась к нему.

На картине на хаотическом беспредметном фоне из неправильных форм красных оранжевых и розовых пятен была изображена женщина с человеческими глазами, но ртом и носом метаморфа.

– Теперь ты узнал то, что хотел? – спокойно спросила она.

– Это тебя я видел там, на лугу? И еще два раза?

– Да.

– Но почему?..

– Ты заинтересовал меня, Терион. Мне захотелось узнать о тебе как можно больше. Я никогда не встречала никого, сколько-нибудь похожего на тебя.

– Я все еще не могу поверить, – прошептал он.

Она указала на картину.

– Тогда поверь этому, Терион.

– Нет. Нет.

– Ты получил ответ.

– Но я же знаю, что ты человек. Живопись лжет.

– Нет, Терион.

– Тогда докажи мне! Изменись! Прямо сейчас. – Он выпустил ее и отступил на шаг назад. – Ну же. Изменись! Ради меня!

Сэрайс окинула его печальным взглядом. И внезапно, без какого-либо уловимого перехода – как и когда-то давным-давно, – превратилась в точную копию его самого: последнее доказательство, безмолвный ответ. Нисмайл почувствовал, что у него задергалась щека, но продолжал не мигая наблюдать за ней, и она снова изменилась, превратившись на сей раз в нечто ужасающее и чудовищное – в кошмарное серое рябое существо, похожее на воздушный шар, с дряблой кожей, глазами как блюдца и крючковатым черным клювом; а потом она приняла облик высокого метаморфа с невыразительным, лишенным черт лицом… И наконец снова превратилась в Сэрайс, юную женщину с ниспадающими на плечи и вдоль спины темно-рыжими волосами, тонкими руками, полными сильными бедрами.

– Нет, – сказал он. – Не так. Не нужно больше подделок.

Она снова стала метаморфом.

Он кивнул.

– Да. Так лучше. Такой и оставайся. Так красивее.

– Ты сказал, красивее, Терион?

– Да, ты красивая. Вот такая. В своем собственном облике. Обман всегда уродлив.

Он взял ее за руку и увидел на ней шесть пальцев, очень длинных, лишенных ногтей и заметных суставов. Кожа у нее была шелковистой и чуть глянцевой – нисколько не неприятной, как он ожидал. Нисмайл слегка погладил руками тонкое, почти бесплотное тело женщины. Она оставалась неподвижной.

– Теперь я должна уйти, – сказала она наконец.

– Останься. Живи здесь, со мной.

– Даже теперь?

– Даже теперь. В своем настоящем облике.

– Ты все еще хочешь меня?

– Очень, – ответил он. – Ну как, останешься?