Хроники Максима Волгина

Коротышки в них больше не стреляли, опустили арбалеты с дрекольем. Стояли и глазели, пока Максим и Шур не дотолкали лодку до берега – грести Огница не могла, у нее руки дрожали. Впрочем, переодеться в добрийский костюм и не вывалиться в воду при этом она сумела. Гуня же о былом страхе и думать забыл. Едва лодка ткнулась носом в песок, он выпрыгнул на берег, бросился к арбалетчикам.

– Вы чиво, дурные совсем? Зачем пулялись? Который из вас мне в живот попал, а? Знаешь, как больно!

Толпа обступила лодку полукругом, но подходить близко никто не решался. Прятались за спину друг друга и таращились на нежданных пришельцев. А те рассматривали их.

Когда Максим впервые увидел Гундарина, одежда коротышки ему показалась смешной до невозможности. Куцые штанишки на лямочках, распашонка – словно с малыша детсадовского сняли. Но оказывается, у олли это было общепринятое мужское одеяние. И женское от него не очень отличалось – единственно, штанины стягивали резинки на лодыжках, вместо двух лямочек была одна, наискосок, да распашонку заменяла «косоворотка» без рукавов. И на головах у женщин красовались разноцветные тюбетейки. Арбалетчик, на которого Гуня наседал особенно рьяно, попятился.

– Чиво? Не понимаю я тебя…

– Я тебе дам «не понимаю»! У тебя, остолопа, глаза повылазили? Не видал, кто в лодке сидит?

– Дык… тепереча докумекал, – улыбнулся арбалетчик. – Слов у тебя много непонятных.

– Во-во! Чиво ты гуторишь, будто не наш? – поспешил на помощь товарищу второй. – И вырядились как попрыгуны!

У Максима рот открылся сам собой. Оказывается, Гундарин не только одеждой, но и речью походил на своих соплеменников. Или… все дело в понимателе?

Он с сомнением посмотрел на сфинкса, спросил:

– Шур, они что, все как Гуня разговаривают?

– Язык у них один и тот же. Произношение различается. Видимо, диалекты разные.

– Нет, я не о том. У них у всех одинаково забавно получается. Ну… как у пародистов на эстраде.

Сфинкс недоуменно уставился на него. Произнес:

– Забавно? Мне речь олли кажется не более забавной, чем человеческая.

– А-а…

Максим покосился на сидевшую в лодке Огницу. У нее и подавно спрашивать пользы нет.

– Олухи вы, вот чиво! – между тем продолжал разоряться Гуня. – Сбегли мы от энтих ваших попрыгунов, неужто не понятно? Потому и язык родной я подзабыл. А одежку мы стибрили.

– Дык… откуда ж нам знать.

– Гляделками глядеть надо было! Разве я зеленого цвета? Или девка эта зеленая? Эх вы, деревенщина!

Он обернулся и, увидев, что Максим и Шур все еще стоят по колено в воде, велел своим соплеменникам:

– Значитца, слушайте теперя: мне и моим друзьям жилье обеспечить, чтоб передохнуть было где, отоспаться. А то у криссов… ну у этих, у попрыгунов, знаете как оно? У-у-у! Обсохнуть, опять же, надо. И еды, самой какая есть вкусной! Понятно излагаю или повторить?

Олли с ним не спорили. Чесали лысые макушки и дружно «дыкали».

Обеспечить путников достойным жильем олли не смогли, как ни старались. Селение оказалось маленькой деревушкой в полтора десятка домов. Скорее не домов даже, домишек. Олли и так были невелики ростом, а вдобавок не любили просторных помещений, предпочитали потолки, до которых рукой дотянуться можно. Огнице, Шуру и Максиму вползти в такое жилище можно было исключительно на четвереньках. Да так и оставаться, подпирая плечами и затылком потолок. Ясное дело, что от предложенного домика – пусть и самого лучшего в деревне! – друзья отказались. Чем немало обрадовали его хозяев.

Взамен им спешно начали возводить шатер прямо на берегу реки. Шатром его обозвал Гуня, все-таки это был шалаш, пусть и сложенный довольно умело и старательно.

– Что ж ты врал, что олли в подземных домах живут? – не удержавшись, подколол коротышку Максим, пока они сидели, наблюдая за строительством. – Никакие не подземные, а самые обычные, деревянные. С соломенными крышами. У нас на Земле в древности такие же строили. Только покрупнее.

– Эх ты, голова – два уха! Не соображаешь, что ли? Грунт здесь песчаный, как ты в нем копать станешь? Засыпит же!

Но если с жильем для негабаритных гостей вышла промашка, то с угощением местные расстарались. В отличие от лупоглазов вегетарианцами-сыроедами олли не были. К столу подали и тушеную птицу, и копченую рыбу, и молочную кашу из местных злаков, и салат из вареных овощей. Но какими же сладкими оказались все эти блюда! Сладкую молочную кашу, сладкие овощи Максим так-сяк мог вытерпеть. Но сладкая рыба! Сладкое мясо! Миски с джемом, медом, цукатами и пастилой, поданными не на десерт, а в качестве приправ-специй к основным блюдам, выглядели и вовсе издевательски.

Зато Гуня блаженствовал, дорвавшись до привычной кухни. Максим смотрел, как тот макает в мед птичьи ножки, а потом грызет их, закусывая пастилой, и ему становилось нехорошо. А когда, в довершение ко всему, коротышка накрошил себе в тарелку копченой рыбы, полил ее джемом, посыпал сверху цукатами и принялся все это перемешивать ложкой, он не выдержал, спросил с сарказмом:

– Не боишься, что слипнется?