Теперь Ташбаан выглядел далеко не так великолепно, как издали. Первая же улица, где они очутились, оказалась очень узкой и состояла из сплошных стен, почти без окон. Вся улица была запружена народом. Отчасти крестьянами, спешившими на базар (вместе с ними наши путники вошли в город), отчасти городским людом: водоносами, мясниками, привратниками, солдатами, нищими, оборванными ребятишками. Под ногами путались снующие куры, бродячие собаки и босые рабы. Сразу же в лицо им ударил запах — запах множества потных, немытых тел, грязных собак, духов, чеснока, лука, конского пота и вони от раскиданных повсюду куч отбросов.
Шаста делал вид, что ведет Бри. Но на самом деле их всех вел Бри, потому что он один знал дорогу: в нужных местах Бри указывал направление, подталкивая Шасту головой. Они свернули влево и начали взбираться по крутой лестнице на холм. Воздух сразу стал свежее, потому что лестница была обсажена деревьями, а дома стояли только с одной стороны. С другой виделись лишь крыши домов в городском предместье.
Потом они еще раз свернули, только теперь уже направо, продолжая идти вверх. По извилистой дороге они понемногу приближались к центру Ташбаана и вскоре вышли к улицам по-настоящему красивым. То тут, то там на сверкающих пьедесталах высились статуи, изображающие богов и героев Калормена (впрочем, статуи эти были скорее громоздкими, чем приятными на вид). Сводчатые галереи, поддерживаемые колоннами, и пальмы бросали тень на раскаленную мостовую. По сторонам улиц тянулись ограды дворцов. За их сводчатыми воротами Шасте иногда удавалось увидеть зеленые ветви и уловить свежее дуновение фонтана или запах цветущих лужаек. “Наверно, там, внутри, хорошо сейчас! ” — думал он.
Завидев очередной поворот, Шаста решил, что уж теперь-то они выберутся из толпы; но это были тщетные надежды. Более того, по красивым улицам они продвигались еще медленнее, так как то и дело приходилось останавливаться. Каждой такой остановке предшествовали громкие крики:
— Дорогу! Дорогу тархану!
Или:
— Дорогу тархине!
Или:
— Расступитесь — пропустите Пятнадцатого Визиря!
Или:
— Пропустите Чрезвычайное посольство!
И толпа изо всех сил прижималась к стенам. Порою Шасте удавалось разглядеть вельможу или знатную даму, ради кого поднималась вся эта кутерьма.
Они проплывали над головами толпы, небрежно развалясь на носилках, которые тащили на плечах четыре, а то и шесть, раба-великана. Вскоре он уяснил, что в Ташбаане существует лишь одно правило уличного движения: тот, кто являлся менее важной персоной, должен был уступать дорогу более важной, если не хотел отведать обжигающего удара бича или толчка в грудь тупым концом копья.
Дети и Лошади как раз находились на великолепной улице почти у самой вершины холма (выше ее располагался лишь дворец тисрока), когда случилась самая неприятная из этих задержек.
— Дорогу! Дорогу! Дорогу! — услышали они уже изрядно надоевший крик. — Дорогу королю Белых Варваров, гостю тисрока (да живет он вечно!)! Дорогу нарнианским владыкам!
Шаста изо всех сил старался стащить Бри с проезжей части улицы. Но не так-то легко заставить коня (будь это даже Говорящий Конь из Нарнии) податься назад, когда сам он этого не желает. А тут еще какая-то женщина с корзиной в руках, стоявшая позади Шасты, крепко огрела его этой корзиной по спине и крикнула:
— Ну, ты! Куда прешь?
Тут кто-то двинул его локтем в бок, да так, что в глазах у него потемнело, и он невольно выпустил повод Бри. Только он пришел в себя, как толпа сзади уже так уплотнилась, что прошмыгнуть к стене стало невозможно. Сам того не желая, Шаста оказался в первом ряду, получив прекрасную возможность разглядеть тех, ради кого освобождали улицу.
Они были совершенно непохожи на вельмож, которых мальчик успел повидать за день. Глашатаи, бежавшие впереди и кричавшие “Дорогу!”, были калорменцами. Но вслед за ними не следовало носилок: эти знатные господа предпочитали идти пешком. Их шло с полдюжины, и таких людей видеть Шасте прежде не доводилось.
Светлокожие, как и он сам, а большинство, вдобавок, и белокурые, одеты они были не так, как калорменцы: ноги до колен голые, вся одежда состояла из легких туник самых ярких, смелых и очень красивых расцветок: веселого желтого цвета, лесной зелени, ярко-голубого, бирюзового. На головах, вместо тяжелых тюрбанов, серебряные шапочки, усеянные самоцветами. Некоторые шли совсем с непокрытой головой. На поясе сбоку висели мечи — длинные и прямые, а не кривые, как сабли калорменцев. И вид у них был не суровый и таинственный, какой напускали на себя знатные калорменцы, — шли они легко и свободно, позволяли себе покачиваться на ходу и размахивать руками, болтать и смеяться. Один даже что-то насвистывал. Сразу было видно, что они готовы подружиться с каждым, кто проявит к ним дружелюбие, а остальные им не интересны. И Шаста подумал, что ему в жизни еще не доводилось видеть таких красивых и привлекательных людей.