Больше он ничего не успел подумать, потому что сразу же случилась ужасная вещь. Светловолосый юноша, шагавший впереди, неожиданно повернулся к Шасте и крикнул:
— Вот он! Вот наш беглец!
Он крепко ухватил Шасту за плечо и тут же дал ему затрещину — не такую, из-за которой стоило плакать, но достаточно крепкую, чтобы чувствовать решительное неодобрение. Потом он сильно встряхнул Шасту и сказал:
— И вам не стыдно, сударь? Не стыдно? Королева Сьюзен проплакала из-за вас всю ночь, у нее глаза красные... Как вы позволили себе такое? Проболтаться невесть где всю ночь! Где вы были?
Если бы Шаста мог, он тотчас бы шмыгнул под брюхо Бри и попытался затеряться в толпе. Но поздно: светловолосые люди сразу же плотно окружили его.
Разумеется, первым его побуждением было сказать им, что он всего лишь сын бедного рыбака Аршиша и что эти иноземные господа приняли его за кого-то другого. Но потом Шаста сообразил, что менее всего на свете ему следует объяснять здесь, в этом переполненном народом месте, кто он такой и как сюда попал. Если он начнет отнекиваться, его станут расспрашивать, и рано или поздно — и скорее всего рано — его заставят объяснить, где он взял свою лошадь, и кто такая Аравис, тогда им придется распроститься с надеждой выбраться из Ташбаана. Поэтому следующей его мыслью было посмотреть, как там Бри, и попросить у него помощи и совета. Но Бри совсем не хотел показать всей этой толпе, что он Говорящий Конь, и глядел на Шасту с тем же тупым безразличием, с каким на него глядел бы конь обычный. Аравис... на Аравис Шаста не посмел даже взглянуть, боясь привлечь к ней внимание. К тому же, все случилось так быстро, что у него совсем не было возможности обдумать свое положение. Вожак нарнианцев сказал:
— Возьмите, Перидан, этого маленького паршивца за руку — конечно, со всей подобающей учтивостью — но ни за что не выпускайте. А я возьму его за другую руку. И вперед. Надо поскорее доставить этого шалопая в резиденцию, чтобы наша царственная сестра смогла наконец успокоиться.
Таким образом, не успели наши путешественники пройти и полпути по Ташбаану, как все их планы рухнули. Шаста не смел даже попрощаться со своими друзьями и ушел от них, окруженный плотным кольцом чужеземцев, не зная, что еще обрушится на него в следующую минуту. Нарнианский король — по тому, как с ним говорили остальные, Шаста догадался, что это был король — засыпал его вопросами: где он был, как умудрился ускользнуть, куда девал свою одежду и понимает ли он, как нехорошо поступил. Из слов короля выходило, что своим поступком Шаста показал им, что ни в грош не ставит их всех.
Шаста молчал, так как не мог сообразить, что ему сказать, не выдав при этом своих друзей.
— Молчим? Ни гугу? — продолжал распекать его король. — Должен сказать вам откровенно, принц, что когда вы молчите, как повешенный, вы делаете еще меньше чести вашему семейству, чем прежней глупой выходкой, которую вы себе позволили. Убежать можно не подумав или оттого, что нашло озорное настроение. Такое может случиться с каждым мальчишкой. Но королевский сын, если уж с ним случилась такая провинность, должен уметь держать ответ за свои поступки, а не молчать, как нашкодивший калорменский раб...
Слышать все это было очень неприятно. К тому же Шаста чувствовал, что молодой король — самый хороший человек из всех взрослых, каких он знал до сих пор, и ему хотелось понравиться ему.
Иноземцы вели его, крепко держа за обе руки, по какой-то узкой лестнице. Потом они немного спустились вниз по этой лестнице, затем поднялись вверх по другой и вышли прямо к двери в высокой белой стене, возле которой возвышались кипарисы. Пройдя в дверь, Шаста очутился во дворе, скорее достойным называться садом. Посреди двора был мраморный бассейн с прозрачной водой, подернутой рябью из-за соседнего фонтана. Струи фонтана широким веером взлетали вверх и падали обратно. Вокруг бассейна расстилалась лужайка с ровной густой травой. Здесь росли апельсиновые деревья, а белые стены, окружавшие двор, были украшены вьющимися розами. Шум, пыль и толчея улицы сразу исчезли, словно их и не бывало. Шасту быстро провели через сад.