Хроники Нарнии Том 2

Я уверен, что случись этот поединок на двадцать четыре часа раньше, когда дети только что очутились в Нарнии, у Эдмунда не было бы ни одного шанса выиграть. Но с тех пор, как они попали в Нарнию, ее воздух оказывал на них свое незримое воздействие. К ним исподволь, незаметно для них самих, возвращался опыт всех их битв и поединков, а руки и пальцы припоминали прежнее свое искусство. В Эдмунде уже проснулся былой король Эдмунд. Соперники вновь и вновь кружили на возвышении, наносили друг другу удары и уклонялись от них. А Сьюзен (которая никогда не училась фехтованию и потому плохо разбиралась в таких вещах) то и дело вскрикивала:

— Осторожнее! Пожалуйста, осторожнее! Не так сильно!

А потом как-то вдруг (так быстро, что никто, кроме Питера, знавшего этот прием, ничего не разглядел) меч Эдмунда сверкнул в каком-то особом повороте, и меч гнома взлетел в воздух. Трумпкин уставился на ладонь — совсем как мальчишка, из рук которого выбили биту.

— Надеюсь, дорогой мой маленький друг, я не причинил вам вреда? — спросил слегка запыхавшийся Эдмунд, возвращая свой меч в ножны.

— Я понимаю, в чем дело, — сухо ответил Трумпкин. — Вы воспользовались каким-то трюком, которому меня не учили.

— Вы совершенно правы, — вежливо сказал Питер. — Лучшего фехтовальщика в мире можно обезоружить приемом, который остался для него неизвестным. Я считаю, что справедливости ради нам следует дать Трумпкину шанс отыграться. Не хотели бы вы посостязаться с моей сестрой в стрельбе из лука? Вы знаете, что в этом искусстве никакой трюк не поможет, важно лишь мастерство.

— Ах, я вижу, что вы все изрядные шутники, — сказал гном. — Я понимаю, вы хотите еще раз посадить меня в лужу. Я уже видел сегодня утром собственными глазами, как она стреляет. Но тем не менее с удовольствием попробую.

Хотя говорил он все это ворчливым тоном, глаза его поблескивали, потому что среди соплеменников он славился как лучший стрелок.

Все пятеро вышли во двор.

— Что выберем в качестве мишени? — спросил Питер.

— Думаю, подойдет вон то яблоко на ветке, которая перевесилась через стену, — показала Сьюзен.

— Это будет просто милой забавой, девочка, — снисходительно произнес Трумпкин. — Вы имеете в виду то желтое яблоко, что висит почти посреди ворот, под аркой?

— Нет, другое, — сказала Сьюзен. — Красное, которое наверху, над зубчатой стеной.

Лицо гнома сразу стало очень серьезным.

— Отсюда оно больше похоже на вишню, чем на яблоко, — еле слышно буркнул он. Но вслух ничего не возразил.

Они начали бросать жребий — кому стрелять первым. Неожиданно все это страшно заинтересовало Трумпкина — ведь ему ни разу в жизни не доводилось видеть, как подбрасывают монетку. Ему достался первый выстрел, Сьюзен — второй. Стрелять должны были с верхней ступеньки лестницы, которая вела со двора в Зал. Отойдя в сторону, дети глядели, как гном занимал исходную позицию и натягивал лук.

— Тванг! — пропела стрела. Выстрел был отличный: яблоко закачалось от просвистевшей рядом стрелы; вниз, порхая, полетели сбитые листья.

Но вот на верхнюю ступеньку встала Сьюзен и натянула лук. Она не радовалась этим состязаниям, как Эдмунд. Сьюзен всерьез сомневалась, что сможет сбить яблоко. Кроме того, у нее было нежное сердце, и она всегда очень расстраивалась, если ей случалось одержать над кем-нибудь победу. Гнома она жалела, потому что он успел уже потерпеть одно поражение. Гном зорко следил остро поблескивающими глазками, как она оттянула тетиву чуть ли не до самого уха. И миг спустя яблоко, пронзенное стрелой Сьюзен, упало на траву с еле слышным мягким стуком. В руинах замка было так тихо, что все хорошо расслышали этот звук.

— Отличный выстрел, Сьюзен! — в один голос вскричали дети.

— Сказать по правде, не лучше, чем ваш, — Сьюзен повернулась к гному. — Мне кажется, когда стреляли вы, налетел порыв ветра.

-— Ничего подобного! — сердито возразил гном. — Не говорите мне таких вещей. Я сам вижу, что побежден честь по чести... Если, конечно, не считать того, что, когда я отводил руку, мне немножко мешала рана...

— Ах, так вы ранены! — воскликнула Люси. — Позвольте мне взглянуть!

— Это совершенно неподходящее зрелище для такой маленькой девочки... — сердито начал Трумпкин, но неожиданно рассмеялся. — Снова я попал впросак, — сказал он. — Держу пари, что вы, сударыня, столь же выдающийся хирург, как ваш брат — великий фехтовальщик, а ваша сестра — непревзойденный стрелок.

Он уселся на ступеньку, снял с себя кольчугу и рубашку, и все увидели его руки, волосатые и бугрящиеся мускулами, как у моряка. На плече у него была грубая и очень неумело сделанная повязка, которую Люси тотчас принялась разматывать. Рана оказалась очень запущенной, загноившейся, окруженной большой красной опухолью.

— Ой, бедненький Трумпкин! — воскликнула Люси. — Какой ужас!

Она осторожно капнула прямо в рану одну-единственную капельку из своей бутылочки.

— Эй, послушайте! Что вы там делаете? — спросил встревоженный Трумпкин.