Хроники Навь-Города

Эту «штучку» приписывали себе, по меньшей мере, полдюжины стрелков Станции Красной. Ее, ту пиявку, прозвали Дракулой, и не без причины: семнадцать пуль оказалось в теле, чья главная, последняя, решающая?

— Будем, товарищи, считать, что мы отдохнули, пора и поработать, — продолжил он и закинул, наконец, карабин за спину. — Тамара, Вано, подключайте периферию к жирокомпасу, будем снимать подробный план. Вы, э… товарищ, попробуйте пройти в тоннель, разумеется, осторожненько, недалеконько.

— Попробую, как не попробовать. На то мы и разведчики — пробовать.

Тамара посмотрела вслед удалявшемуся разведчику. Своих забот мало, можно подумать. Она подсоединила кабель к жирокомпасу, теперь он связан с вычислителем на краулере и, что бы ни случилось, данные будут сохранены. Вано носил по залу «жирафу», она помогала — то есть разматывала потихоньку кабель с катушки и закрепляла липучками к полу, чтобы не спутался. Тонкий, но очень прочный кабель. Прошлый век, конечно, но в марсианских пещерах радиоволны вели себя странно, порой — более чем странно. Концентраторы массы, магнитных и прочих полей, спорили одни до хрипоты, до пены, другие выявляли вредителей, третьи призывали объединить усилия и объединяли, но приборы, дважды проверенные, трижды модернизированные и четырежды опечатанные, наверху вели себя безупречно, а под поверхностью продолжали врать, причем всегда — по-разному. Поэтому самой точной считалась совсем уже рутинная работа, с помощью рулетки, рейки и теодолита. Это для тех, кто придет вслед. Может, для нас же — после утверждения комплексного плана обследования объекта Ильзе (в том, что именно так назовут этот зал, она не сомневалась. Если, конечно, со следующим отрядом не придет Рейтё. Но и тогда вряд ли, слишком уж расплодилось артефактов Рейтё — площадка Рейтё, водокачка Рейтё, ангар Рейтё… Наверху намекают на личную нескромность, Рейтё оправдывается энтузиазмом и настойчивыми просьбами сотрудников. Вот если бы можно было меняться — Ильзе — водокачку, а Рейтё — зал ожидания). Название выкристаллизовалось, и она произнесла его вслух.

— Зал Ожидания Ильзе.

— Что? А, это… Точно. Зал Ожидания и есть, — Вано прикрыл глаза, будто вспоминал что-то. — Нужно мне было на Таймыр, к Зубову. День в похожем зале прокуковал, ожидая попутки. И, странно, людей мало было, совсем мало.

Ильзе только кивнул. С понятием девочка, почувствовала название.

2

Разведчик неторопливо шел к черному проему туннеля. Нарушать священную заповедь разведчиков, будить тихое лихо не хотелось, да еще имея за спиной эту чудную троицу. С другой стороны, он достаточно пожил разведчиком, чтобы стать фаталистом. Достаточно — срок неопределенный, но семь месяцев — это семь месяцев. Вдвое больше средней продолжительности разведческой службы.

Сходство со станцией метрополитена было велико, но не абсолютно. Не было эскалаторов, ведущих к поверхности, не было рельсов, зато встречались не то скамьи, не то саркофаги — выросты из мраморного пола, на ощупь более напоминающие дерево, чем камень. Может, действительно, скамейка.

Он спустился в желоб, тянувшийся вдоль стены и уходивший во тьму тоннеля. Блестящий и с виду очень гладкий, он был совсем не скользким. Сила сцепления.

Разведчик наклонился. Действительно, гладко, до блеска, он увидел собственное отражение, искаженное, конечно, но отражение.

Чем ближе подходил он к черному провалу, тем медленнее становился его шаг. Естественное желание. Теперь еще и к темноте привыкнуть нужно, «жирафа», она же в тысячу свечей слепит. Те, кто на поверхности, думают — светит.

Постояв, он почти приноровился к сумраку. Человеческий глаз способен уловить единичный квант световой энергии, научно доказанный факт.

Он достал из нагрудного кармашка гриб, пожевал. Нужно будет еще поискать в Сырых Пещерах, полезный гриб, питательный для сетчатки. Жаль, пиявицы тоже его любят.

Квант, не квант, а кое-что он различал вполне отчетливо — безо всяких очков глаза стали видеть запредельные цвета, и оттого мир из черного стал многоцветным. Интересно кактусы проверить на компонент «Н». В смысле — ночное видение.

Разноцветья много, а смотреть не на что. Тоннель словно матовой бумагой выстлан, за исключением зеркального желоба, отблески «жирафы» вязли и исчезали. Интересное местечко. Не люблю интересные, люблю скучные. Чтобы шел-шел, ничего не нашел, никого не встретил. Ну, пока и не встретил, ни одной живой души на целых десять шагов вперед. А что на одиннадцатом, он и не старался угадать. Всему свои пределы — ночному зрению, родовому мужеству, видовому страху. Человек, он ведь существо боязливое, оттого и стремится врагов своих извести напрочь, срубить под самый корешок, чтобы впредь жить спокойно.

Он углубился достаточно для того, чтобы не слышать шума, а свет, если и долетал, то именно — квантами.