Хроники неприкаянных душ

Дом возник во всем своем величии, лишь когда машина подъехала достаточно близко. Он представлял собой сложенное из темно-лиловых бревен причудливое строение в тюдоровском стиле с калейдоскопом фронтонных треугольников, каминных труб и выкладок из бледного кирпича. Через живую изгородь проглядывался фасад, увитый плющом. Открытыми были лишь окна со стеклами, забранными в белые свинцовые переплеты. Крыша сложной конфигурации, зеленая от мха, казалось, жила своей жизнью. Строителей, видимо, мало заботили правильные пропорции и прямые линии. За домом виднелся обширный сад, несомненно, запущенный, как и сам дом.

Живая изгородь образовывала довольно протяженную галерею, миновав которую, автомобиль выехал на круговую подъездную дорожку и со скрипом остановился перед решетчатой дубовой дверью. Передние окна были слепые и отражали свет.

— Там темно, наверное, как в могиле, — произнес водитель. — Мне подождать?

Увидев вьющийся из каминной трубы слабый дымок, Уилл расплатился и отпустил такси. Забросив на плечо сумку, он нажал звонок. Такси быстро исчезло в галерее. Над входной дверью не было козырька, и, пока Уилл прислушивался, пытаясь обнаружить в доме признаки жизни, его волосы вымокли от дождя. Спустя минуту он снова позвонил, а потом постучал.

У открывшей дверь девушки волосы были такими же мокрыми, как и у него. Когда Уилл позвонил, она, похоже, принимала душ. Успела надеть лишь джинсы и рубашку.

Девушка была высокая и стройная. Правильные черты лица, умные выразительные глаза, молодая свежая кожа цвета пахты. Капающая с длинных белокурых волос вода промочила рубашку, которая стала прозрачной, обозначив точеную грудь.

— Извините, — проговорила девушка. — Вы мистер Пайпер?

«Она красавица, — подумал Уилл. — Очень жаль. Сейчас мне это меньше всего нужно».

— Да, мэ-эм, — ответил он, по-южному растягивая слова, и последовал за ней в дом.

13

— Дедушка мой глухой как пень, — объяснила она. — Экономка в церкви, а я была в душе. Простите, что заставила вас мокнуть.

Погруженный во мрак зал с лестницей на галерею походил на обшитую панелями пещеру высотой в два этажа. Тут все было как в музее, и Уилл начал беспокоиться, как бы по неловкости не сбросить на пол фарфоровую тарелку, часы или вазу. Она щелкнула выключателем, и над их головами засияла гигантская люстра из уотерфордского хрусталя, с шумом вспыхнув, словно разорвалась петарда.

Девушка повесила пальто Уилла на вешалку, там же пристроила сумку. Дипломат он оставил при себе.

— Пойдемте к камину.

В просторном, тускло освещенном зале, оформленном в стиле Тюдоров, центральное место занимал огромный камин, он же очаг, от которого веяло глубокой стариной. В нем, несомненно, можно было зажарить кабана. Похожий на потемневшую слоновую кость облицовочный материал, изящная резьба, громадная решетка угловатой формы указывали на позднее Средневековье. Однако в какой-то момент в истории этого сооружения до хозяев дошли веяния с континента, и они решили нарушить стиль, выложив переднюю панель дощечками из твердой древесины с двумя рядами бело-голубых плиток дельфтского фаянса. В камине горел огонь, слабенький для пещеры таких размеров. И тяга слабая, так что по залу витали струйки дыма, поднимающиеся к высокому, выложенному ореховыми бревнами потолку. Уилл из вежливости долго сдерживался, но затем все равно кашлянул.

— Камин уже давно требует ремонта. — Девушка предложила ему занять массивное мягкое кресло, самое ближнее к огню. Затем положила в камин пару поленьев, пошевелила кочергой и выпрямилась.

— Пойду приведу себя в приличный вид и сварю кофе. Обещаю долго не задерживаться.

— Не торопитесь, мэ-эм. Я подожду.

— Меня зовут Изабелла.

Он улыбнулся.

— А меня Уилл.

Проводив ее взглядом, он встал и прошелся по залу. Помещение не имело окон и было плотно заставлено мебелью и разными безделушками, возраст которых составлял несколько столетий. Пространство перед камином было самым обжитым. Там стояли удобные современные диваны и кресла, несколько торшеров с яркими лампами, на столиках высились кипы газет и журналов, чайные и кофейные кружки. Зато средняя часть и периферия большого зала представляли собой музей, и вернись Генрих VIII сейчас с охоты, он бы чувствовал себя в этой обстановке весьма непринужденно. Обшитые ореховыми панелями стены с кессонами[10] до самого верха украшали гобелены, чучела животных и десятки старинных потемневших холстов, с которых строго взирали мрачные бородатые лица Кантуэллов в мантиях и камзолах с воротниками в оборках. Настоящая галерея высокой мужской моды за несколько столетий. Висящие на стенах головы оленей с застывшим в глазах удивлением, испытанным в момент смерти, служили гостям напоминанием, как эти достойные люди проводили досуг.