Хроники Неронии. Конец эпохи "Благоденствия". Книга I

Упоминание этого имени всегда вызывало у королевы сильнейшее раздражение, а потому при ней о бастарде ее мужа старались не говорить. Столь сильная неприязнь Габриэлы к единокровному брату ее сыновей объяснялась, в сущности, очень просто. Крост был не плодом мимолетной связи ее мужа с какой-нибудь служанкой, а результатом длившейся несколько лет любви тогда еще принца и дочери владетельного графа. И если бы сначала не возражения отца ее будущего мужа, а потом смерть девушки от родильной горячки, то этот Крост вполне мог бы сейчас быть не бастардом, а принцем – наследником вместо ее сыновей.

- Так что с Кростом? – нервно потирая ладони, поторопила своего деверя Габриэла.

- Я хочу, чтобы он официально стал моим наследником, - немного нервно ответил Норберт.

- Ты хочешь его усыновить? – не смогла сдержать своего удивления королева. – Но никто и никогда не усыновлял бастардов. Да еще и чужих, - не сдержалась она от колкости.

- Вот я и буду первым, - успокоившись, ответил ее собеседник. – Тем более, что, во-первых, он мне не чужой, а во-вторых, по происхождению он ничем не уступает ни мне, ни тебе, ни любому представителю королевских домов.

- Таких «ничем не уступающих» в каждом Приюте Ордена Милосердных найти можно, - жестко ответила королева. – Оставь эти объяснения для посторонних. А мне ответь правду. Почему и зачем ты хочешь сделать ублюдка моего покойного мужа своим наследником? Ведь не для того, чтобы просто досадить мне?

- Конечно, не для этого, Габи. – вдруг вспомнив, как обращался двадцать лет назад к тогда еще семнадцатилетней будущей жене своего старшего брата и королеве, мягко произнес Норберт.

И этот его тон, столь не вязавшийся с обликом воина, всегда готового к битве, внезапно успокоил королеву и заставил внимательно прислушаться к тому, что начал объяснять ее деверь:

– Послушай меня и забудь на время о своей неприязни к Кросту. Я воспитывал его с пяти лет и вырастил великолепного воина. В этом году он возглавил поход в степь и изрядно потрепал вежи орков, благодаря чему наши крестьяне могут спокойно собирать урожай, не опасаясь очередного набега. А теперь посуди сама, какую роль для Вестонии играет мой домен? Я, моя дружина, мой замок – мы прикрываем все королевство с северо-запада. Если бы не мы, то через промежуток в сто лиг между морем и горами, который мы и защищаем, сюда давно бы уже хлынули орды орков, которые вытоптали бы посевы, увели в плен людей. Минимум дважды в год я отбиваюсь от их очередных отрядов. Ты этого как будто не замечаешь. А что будет, если я смогу победить на турнире и перееду в Наймюр? Или, чего, надеюсь, не случится, мне на арене кто-нибудь проломит голову? Кто станет щитом – твоим и твоих детей от степи? Я никогда не был женат. Наследников у меня нет. Но есть Крост. И он уже сейчас готов заменить меня.

Королева молчала. Она как-то привыкла, что неразговорчивый и чаще всего мрачный деверь, редко появляясь при ее дворе, если понадобится, всегда был готов прийти на помощь. Ему достаточно бывало просто появиться в королевском замке, пройтись по залам, где собирались гости, в своих местами помятых доспехах, продемонстрировать свой устрашающий шрам, и никто больше даже подумать не смел, чтобы оспорить любое ее распоряжение. И, конечно, он надежно защищал Вестонию от набегов орков.

Может быть, зря она тогда отказала ему? А теперь что? Через год ее сыну Гастону исполнится восемнадцать, он достигнет совершеннолетия и займет трон, став королем. Она, конечно, сохранит свое влияние, но надолго ли? Сын женится, у него родятся собственные дети, а ее будет ждать судьба уважаемой, но не обладающей особым влиянием матери властителя.

- А так ли нужно тебе отправляться на этот турнир? – предавшись невеселым мыслям, неожиданно для самой себя спросила королева.

- Я уже решил, что поеду на турнир, - ответил Норберт, а королева поняла, что опоздала и что свое решение ее деверь уже не изменит. – Там не будет никого, кого можно было бы назвать настоящим воином. Все эти принцы участвовали только в боях на турнирах на затупленных мечах или копьях, да в приграничных стычках, где чтобы погибнуть, нужно быть полным остолопом. Прости, Габриэла, но ты же знаешь, что мой бедный брат был пьян, когда ввязался в схватку сразу с тремя принцами из Дундлака.

- Да, это я помню, - со вздохом, впрочем, не относящимся к давней гибели мужа, а вызванным ее нынешними невеселыми мыслями, ответила королева.

- А я привык сражаться по-настоящему. До смерти. И пока, как видишь, жив. Хотя за последние уже более двадцати лет был в стольких битвах, что и посчитать не возьмусь. И условия турнира как будто специально прописаны для меня. Пешими, любым оружием, до смерти или сдачи.