- Придется, придется ехать самому, - ответил Гобарт, вновь почувствовав злость на Брока, из-за которого ему теперь придется унижаться еще и перед гномами. – Ты же знаешь, как эти недомерки умеют делать посмешище из тех, кто попался им на их длинные языки. Вспомни Дормеля и «дормели». А из меня они какого-нибудь дешевого комедианта сделают, да еще разнесут эти сплетни по всей Неронии. Нет, надо ехать.
Гномы, несмотря на свой угрюмый вид и нарочито демонстрируемый интерес только к деньгам, были известны, как жестокие и изобретательные насмешники. Стоило кому-то попасть в присутствии гномов в смешное или хуже того – глупое положение, и можно было быть уверенным, что об этом не просто узнает вся Нерония. Гномы придумают какую-нибудь песенку, стишок, поговорку – короткие, но настолько запоминающиеся и забавные, что эта их насмешка на века останется в памяти, а то и вовсе обрастет придуманными подробностями и превратится в историю, которую будут разыгрывать бродячие актеры на ярмарках.
Настоящим шедевром такого гномьего творчества стали в свое время сапоги «дормели». Оскорбленные бегством с поля боя со стальным войском мага принца Вестонии Дормеля, гномы придумали такую каверзу, которая не только сделала принца посмешищем, но и почти на сто лет превратила королевский дом Вестонии в парии. Мало того, гномы еще и прибыль получить сумели.
Тогда, почти четыреста лет назад, глава рода оружейников Гульфарс, кстати, предок Гельфарса, которому теперь Гобарт должен был нанести визит, вернувшись домой, закупил у орков партию мягких, коротких сапог на крепкой кожаной подошве без каблуков. Ни люди, ни эльфы тогда таких не носили. Гномы Гульфарса нанесли на голенища этих сапог рисунок убегающего человека и, воспользовавшись тем, что история битвы в то время вызывала всеобщий интерес, запустили свою продукцию в продажу под названием «мягкие и легкие сапоги «дормели» – лучшая обувь для бега и отдыха».
К несчастью принца Дормеля и королевского дома Вестонии короткие сапоги из прекрасно выделанной кожи, действительно, оказались очень удобными и вскоре вошли в гардероб каждого, кто мог себе позволить иметь более одной пары обуви. В довершение ко всему, сапоги такого вида до сих пор сохраняли имя, данное им гномами, - «дормели», не давая, таким образом, забыть ни о бегстве принца, ни о позоре, постигшем Вестонию.
- Тогда давай я поеду с тобой, - предложила выход из положения Катарина. – В этом случае наш приезд станет чем-то вроде дружественного визита. Я еще куплю у гномов какие-нибудь украшения, а в процессе разговора расспрошу и про этого метра Симона, и про то, какие отношения связывают коротышек с Закрытым королевством, и про эту отвратительную Кору, из-за которой погибли четыре твоих брата, а наш мальчик едва не стал инвалидом. И вообще, я бы посоветовала тебе написать гневное письмо Гэльфасу.
- И что такого «гневного» я могу ему написать? – спросил, не очень пока способный соображать, Гобарт.
- Как что? – возмутилась королева. – Она без спросу въехала на наши земли. Это торговцы могут ездить, где угодно. А представители королевских домов перед тем, как пересечь границу чужого королевства, обязаны уведомить об этом владельца. Нарушив нашу границу, она спровоцировала практически стычку между нашим сыном, который патрулировал с разведчиками северную границу, с гномами, а также каким-то образом связалась с магом, который едва нашего сына не убил. Тебе этого мало? Да нас все королевские дома поддержат!
- А ты права, дорогая, - воспрял духом Гобарт. – Сегодня же отправлю гонца с письмом к Гэльфасу, а братьям с дружинами после завтрашних похорон прикажу прогуляться по приграничным деревням Наймюра, чтобы показать серьезность наших намерений.
Глава 30. Кора. Призрачный город.
В себя Кора пришла так же внезапно, как и потеряла сознание. Она лежала на огромной кровати, на половину закрытой пышным парчовым балдахином, а над ней склонился метр Симон.
- Ага. Пришла в себя. Это хорошо, - с явным удовлетворением пробормотал тихо маг. – Теперь дождемся господина или его указания, как поступить дальше. И дело, можно сказать, сделано.
- Где я? – спросила Кора, осматривая богато обставленную комнату, очевидно, принадлежавшую какой-то далеко не бедной, но не благородной даме. Слишком много в ней было уюта и совсем не было той аристократической строгости в сочетании с утонченной роскошью, которые считались в кругу знати признаком хорошего тона.