Серое февральское утро. Перед въездом в Шереметьево-1 уборочные машины разгребают грязную снежную кашу. Шереметьево-2 ещё достраивается. Дима приехал в лёгкой куртке и засунул её в сумку, мою дублёнку жена увезла домой, привезёт к встрече. На посадку проходим через депутатский зал, без таможенного досмотра, была такая привилегия у делегаций Агентства.
По трапу, под налетевшую пургу поднимаемся в самолёт. Стюардесса объявляет — летим с посадками в Вене и Триполи, время в воздухе девять часов. С интересом присматриваюсь к пассажирам, гадаю — кто они, зачем летят. Вот весёлая компания хорошо одетых и слегка датых внешторговцев. Часто скрываются в салоне первого класса, где, видимо, сидит начальство.
Возвращаются с покрасневшими лицами, похоже, благодушное руководство на радостях поощряет их халявным коньяком. Ребята точно направляются в Австрию.
Рядом со мной втиснулась в кресло разговорчивая тётя средних лет. Летит до Лагоса. Везёт щенков немецкой овчарки для дочери, вышедшей замуж за нигерийца. На этих собак сейчас мода среди быстро богатеющих на нефтедолларах африканских нуворишей.
Большую часть салона занимают пожилые люди в каких-то серых и мятых пиджаках и платьях. У некоторых мужчин орденские колодки, что запрещено инструкцией. Вид у компании какой-то неэкспортный. Лица озабочены, в глазах мелькает тревога.
Между собой все знакомы, держатся обособленно, разговаривают мало. Чуть впереди, слева у прохода, сцепив руки, напряжённо сидит молодая пара. Мужчина все время вертит головой и растерянно улыбается.
Начинаю догадываться — это еврейские эмигранты летят до Вены, выражаясь языком газет — отщепенцы, предавшие идеалы социализма.
Самолёт набирает высоту, кто-то из стариков всхлипнул. Приподнятое настроение улетучилось, теоретически среди них мог оказаться и я. Крепко достало государство своей неусыпной заботой, если решили они навсегда расстаться с домом, друзьями, близкими и лететь в неизвестность. Растрёпанные и взволнованные, купившие one way ticket они вызывают у меня сложную гамму чувств — неприязни, жалости и сочувствия.
Многоопытный Дима наклонился ко мне: «Старик, не заговаривай с ними, они уже иностранцы. Кто-нибудь из экипажа стукнет и пришьют тебе несанкционированный контакт». Гоню от себя тяжёлые мысли.
Спираль истории совершила очередной виток, и через три тысячи лет вновь зазвучало, теперь уже голосом Луи Армстронга «Let my people go…».