Хроники незабытых дней

Сразу за городом появились отдельные крупные деревья неизвестных мне пород и, наконец, мы въехали в обещанный тропический лес. Громадные стволы, иные прямые как колонны, другие корявые и причудливо изогнутые, застыли в смертельной схватке с оплетающими их толстыми лианами. Серая, влажная лента шоссе, уходила под сумрачный свод листвы, смыкающийся где-то высоко над нами. Не зная почему, но именно эта часть дороги, запечатлелась в подкорке сознания и всё чаще всплывает в памяти.

Я попросил Виктора остановиться, перебрался через кювет и побрёл один в гущу причудливого леса моего детства. Густой подлесок скрывал дорогу, ни звука, ни шелеста листвы. Откуда-то сверху падали редкие крупные капли и, подняв голову, я увидел свисающие с ветвей бороды серо-зелёного мха. Пахло гнилью и как будто грибами. Неожиданно вспомнилось, как герой романа Луи Селена «Путешествие на край ночи» рассказывал о вонючих пиявках, падавших с деревьев в дебрях Конго и прожигавших мясо до кости. Стало как-то зябко и, раздирая колючками брюки, я заспешил назад к машине, без сожаления расставшись с грозно молчащим лесом.

В каком-то безымянном городишке, мы, заправив автомобиль бензином, перекусили заранее приготовленными бутербродами, и отправились осмотреть местный рынок, раскинувшийся вдоль дороги. Нас немедленно обступила стайка мальчишек, державших в вытянутых руках крупных мышеобразных зверьков. Мыши висели вниз головами и отчаянно извивались. «Древесные крысы, — пояснил Виктор, — довольно вкусное мясо».

Избавившись от нахальных продавцов, наткнулись ещё на один живой деликатес. Внимание привлекли воткнутые в землю бамбуковые шесты, по которым вверх и вниз, не спеша скользили огромные, величиной с кулак улитки. Оказалось, что это изысканный и дорогой игредиент мясного салата. Чтобы они не расползлись, сквозь дырки в панцире были протянуты шнурки, позволявшие слизням двигаться по бамбуку только на длину верёвки. Тут Дима заявил, что с него хватит и зашагал к машине. Я поплёлся за ним, но влекомый журналистским любопытством, решил взглянуть на мясной ряд, где испытал настоящий шок. На прилавке лежала освежёванная тушка, до ужаса напоминавшая тельце ребёнка. Владелица товара, чёрная, людоедского образа старуха, отгоняла пальмовой веткой жирных зелёных мух и злобно зыркала на меня глазищами. Я не наивная институтка, но после крыс и слизней был готов поверить всему. Из ступора меня вывел Виктор, вовремя появившийся с тремя ананасами в руках. Он кивком головы указал на две лапки с чёрными ладошками и длинными коготками, лежавшие на прилавке: — Обезьянье мясо, а лапки — доказательство, что это не человечина.

Подойдя к машине, увидели очаровательных, как куклы, голых пузанов, кидавших в Диму песком и что-то кричащих. Заметив нас, они разбежались. — Что им было надоё — спросил Дима. — На языке хауса, они обзывали тебя человеком без кожи, так ругают здесь европейцев, — доходчиво перевёл Виктор.

Опять надоевшая дорога. Из головы не выходила похожая на ведьму старуха со своим кровавым товаром. Неожиданно, как положено в зоне экватора, день, не переходя в сумерки, резко сменился ночью. В наступившей вдруг темноте, впереди на высокой арке зажглись мертвенно-зелёные неоновые буквы «Добро пожаловать в Ифе — колыбель народа йоруба».

Уже в темноте, не без труда нашли здание университета, где ещё часа три ставили модули стенда, знакомились с организаторами выставки, получали необходимые для участников документы. Поздно ночью, едва успев рассмотреть гостиницу, поселились в одном номере и, выпив джина, не разбирая вещей, завалились спать. Так закончились первые сутки пребывания в Африке.

Не буду утомлять Читателя описанием рутинной работы, состоявшей из встреч и бесед с издателями, книготорговцами, представителями нигерийской творческой интеллигенции. Благодаря связям Виктора нам кое-чего удалось добиться. На стенд частенько заглядывали его партнёры из разных городов страны. Здоровые, как на подбор, чёрные парни, хлопали его по плечу, смеялись, спорили, пили кофе и угощались водкой. Благодаря им, мы вскоре перезнакомились со всеми африканскими участниками выставки и многими преподавателями университета, которые с интересом посещали нашу экспозицию. По цвету кожи, форме носа, орнаменту национальной одежды, Виктор без труда определял племенную принадлежность посетителя и приветствовал его на хауса, фульбе или ином родном языке, чем мгновенно располагал к себе. Шрамы и татуировки на лицах посетителей, которые мы приняли за украшения, говорили ему о социальном положении гостя и определяли манеру поведения. За редким исключением нигерийцы говорили на каком-то пиджен-инглиш, который я понимал с трудом, и тогда Виктор выступал в качестве переводчика.