Хроники Омура

Мири бежала среди вековых деревьев, лес, как старый друг, помогал, прикрывал ее уход. Тихо падали листья, шуршали под кустами зверьки, а эльфийка неслась, куда глаза глядят, не понимая, путая направление. И, наверное, заблудилась бы, умылась собственными слезами, если бы теплые, надежные руки не захватили в плен, не стиснули ее, бьющуюся в истерике, несдержанную, хрупкую, в крепких объятиях.

Мири притихла, всхлипывая, невольно уронив голову на мускулистое плечо, и услышала:

– Куда же ты все время пытаешься исчезнуть от меня, горлица?

Мирисиниэль недоверчиво вскинула голову и утонула в нежном омуте серых глаз.

– Рейн, – на выдохе она произнесла его имя, в первый раз, не понимая, что шепчет, но вслух.

И для ир Озарона тихий вздох прозвучал сладчайшей музыкой, гимном самой жизни, знаком с небес. Еще не до конца осознавая, что делает, он с мучительным стоном прильнул к губам эльфийской принцессы, той, о которой мечтал долгое время.

Мири вздрогнула всем телом, попыталась отстраниться, скользнув руками по плечам, упираясь в широкую грудь мужчины, и услышала отчетливое биение его сердца. Волнение Рейна, его ласковое тепло, передалось Мирисиниэль, и желание сопротивляться исчезло. Мужские губы имели вкус того самого, ягодного летнего вина, что все еще играло в ее крови. Рейн целовал Мири и не мог, да и не хотел останавливаться. Он усилил натиск, стараясь действовать нежно и осторожно, раздвинул алые губки эльфийки, проник в ее рот, приласкал ее язычок, втянул послушную ученицу в любовную игру. Мирисиниэль быстро научилась, отвечала ему со всем жаром, который внезапно охватил ее существо. Казалось, что даже кончики ее рыжих волос запылали, и лишь прикосновения мужчины крепко сжимающего Мири в своих объятиях, спасали от пронзающего огня.

Чудилось, что мир куда-то уплывает, земля под ногами превращается в зыбкое болото, воздух сгущается. Из последних сил Мирисиниэль хваталась за мужские, широкие плечи, боясь, что не устоит. Вдох Рейна становился ее, эльфийка наслаждалась каждым глотком воздуха, пропитанного его ароматом. И хотелось ей большего, гораздо большего, поэтому Мири с легкостью избавилась от дорогого платья, с величайшей радостью приникая к обнаженной мужской груди, чтобы кожей ощутить тепло его большого, сильного тела.

Рейн уговаривал себя не спешить, чтобы не напугать возлюбленную, позволить и ей насладиться каждым мгновением их страсти. Но Мирисиниэль оказалась несдержанной в своих порывах, она сама тянулась, чтобы получить его поцелуй, прикасалась к нему, чтобы воспламенить сильнее. Путаясь в тесемках, эльфийка помогла Рейну избавиться от сорочки и отбросить ее на ворох разноцветных листьев. Мири неосознанно сводила ир Озарона с ума, и он потерял контроль, забыл о том, кто они, и где находятся. Чуть подтолкнул, опустил ту, что еще вчера была недоступной, к мягкой перине, расстеленной для влюбленных самой Осенью. Оба месяца стыдливо спрятали лики за облаками, чтобы не мешать, не подсматривать за парой, охваченной пылкими чувствами. Лишь сияющие звезды остались взирать на Рейна и Мири с небосклона, оправдывая свою бесцеремонность тем, что охраняют покой влюбленных.

***

У небес много очей, они свысока поглядывают на землю, беспрестанно ищут, находят, отворачиваются или, наоборот, смотрят вниз с интересом. Звезды заметили и пригласили братцев-месяцев взглянуть. Те величаво выплыли из-за облаков и направили свои тусклые оранжевые лучи, чтобы лучше видеть. Красивый город, жемчужина архитектуры, есть, от чего восхищенно замереть. Словно одна из далеких, недосягаемых звезд почтила своим присутствием Омур, опустилась и уснула на веки вечные.

Астрамеаль – город-мечта, дело рук горделивых эльфов-мастеров – был виден с неба, как на ладони. Прекрасные, величественные дворцы пиками на своих многочисленных башнях стремились пронзить облачный покров. Их облик гармонично сливался с окружающей природой. Невнимательному взору, в сгустившихся сумерках могло показаться, что он видит перед собой обычную скалу, обтесанную временем и погодными условиями. Эльфы постарались на славу и по праву могли гордиться столицей своей страны.

Звездам нравилось наблюдать за неспешно текущей в центре долины рекой, за легконогими эльфами, гуляющими среди деревьев, скользить, удивляться, заострять внимание на деталях. Белокурый, похожий на небесное создание эльф стоял на крыше самого высокого, самого роскошного дворца. Он медленно перебирал длинными, холеными перстами жемчужное, мерцающее в скупом вечернем свете ожерелье. На красиво очерченных губах играла предвкушающая улыбка. Звезды знали, как зовут эльфа, и им была хорошо знакома эта жемчужная нить. Она так напоминала ту, которая была потеряна в восточной степи, что любопытство одержало верх, и многочисленные небесные очи устремили свои нескромные взоры на крышу дворца Владыки.