Хроники Омура

– Василь и Мих рассказали мне о попавшем в беду эльфенке и попросили сопроводить к ир Стоквеллам. Вам должно быть известно, что они мои дальние родственники. Я согласился, но сначала должен был уладить кое-какие дела в имении, поэтому отлучился ненадолго. Как выяснилось, зря я ушел, – устремил настойчивый, укоризненный взор, но Мирисиниэль демонстративно рассматривала узор на скатерти. Ир Озарону пришлось продолжить. – Василь позвал меня на помощь, но ветер сражаться не умеет. Все, что я мог, это найти вас, а с отрядом эльфов, ступивших на нашу территорию, сражались нечистики и все лесное зверье, так что вашим соотечественникам крепко досталось. Гримкин, а о нем я не слышал ничего хорошего, бросился за вами. Мне хотелось избежать драки, чтобы не подвергать вас риску, но увести не успел. Колдун догнал, и Лютый вмешался, дальше – вы помните.

– Помню! – коротко обронила она, старательно уговаривая себя держаться. В душе эльфийки бушевала буря, такая, что хотелось кричать и топать ногами. Но Мири не могла позволить чувствам снова одержать верх над разумом.

– А затем вы запели, призывая солнце. Морок, скрывающий ваш облик, исчез, потому что только одна девушка на Омуре имеет право обращаться и просить светило о помощи

Мирисиниэль едва удержалась от стона. Как можно было забыть? А Рейн смотрел на нее, долго, настырно, изучающе, как будто читал каждую ее мысль, знал, что она чувствует в данный момент.

Тишина становилась нестерпимой, Мири казалось, что вокруг ее шеи затягивается невидимая петля.

– Я не спрашиваю, чем занят твой хозяин, – раздалось истеричное из коридора. – Меня интересует, где он?

Мирисиниэль с удивлением посмотрела на ир Озарона. Он поморщился, словно отведал горсть болотной ягоды. А на порог влетела молодая, богато одетая женщина.

– Рейн, – проворковала она, мгновенно сменив гнев на милость, – светлого утра, дорогой!

Последнее слово резануло слух Мири, а сердце кольнула змейка-ревность.

– Солнечного утра, сударыня ир Малар, рад видеть вас в своем доме, – сказал вежливо, но весьма холодно.

Женщину ничуть не смутило.

– Я пришла напомнить вам о сегодняшнем празднике!

– Я не забыл, – ответил он ей, но почти сразу спохватился и обратился к Мирисиниэль. – Госпожа, сегодня в деревне за холмом праздник Осени. Крестьяне будут отмечать сбор урожая, приглашены знатные люди из Лимани, быть может, и сам князь пожалует. Вот и встретитесь с ир Стоквеллом, – Рейн надеялся, что эльфийка не сможет отказаться.

Но она не сумела бы даже покачать головой, настолько была растеряна. Поднялась, глядя куда-то в пустоту, ледяным тоном бросила:

– Я подумаю, – и, сохранив достоинство, вышла за дверь.

Хотелось разрыдаться, но такую роскошь Мири не могла себе позволить.

***

Весь день она провела в комнате, не зная, чем занять себя. Плести солнечные кружева? Но золотистые нити непременно перепутаются, ведь эльфийка тоже запуталась. Почитать? Но Мирисиниэль не сможет погрузиться в историю, потому что впору самой взять перо и рассказать о себе! Спеть? О чем? О весне? Любви? Ветре? Нет! О нем лучше не вспоминать! Только отчего-то сердце замирает, стоит сомкнуть веки и вспомнить холодные, вприщур серые глаза и печальную полуулыбку того, о ком следует забыть раз и навсегда. По щеке скатилась нежданная слезинка, и, чтобы прогнать ненужную грусть, Мирисиниэль запела. Знакомые слова, которые всегда успокаивали сердце и радовали душу. Песня о добре и свете, о прощении, о возвращении в родной край из долгого путешествия. Эрриниэль часто напевала балладу своей приемной дочери, и в этот тяжелый момент, вспоминая душевные слова, Мири словно бы наяву видела дорогую эльфийку. И чистые слезы оросили нежные щечки. Не прерывая песни, Мирисиниэль попыталась отвлечься и неожиданно вспомнила о сыне Эрри. Приемная матушка говорила, что Мири может звать Арриена братом. Но разве суровый воин способен проявить нежность и понять хрупкую девушку? И припомнился Мирисиниэль даже не разговор, так обрывок беседы, когда она спросила у синеглазого хозяина Ранделшайна.

– Почему ты не веришь в любовь? – застигнув его врасплох в странном месте около кованой калитки.

– Я верю только в то, что вижу, – нахмурившись, ответил Арриен.

– Но ты же видишь, как твоя матушка любит тебя, и как заботится отец, – не сдалась юная эльфийка.

– Разве о родительской любви ты спрашиваешь? – он без труда разгадал ее замысел.

– Верно, – признала Мирисиниэль, – но разве лгут сладкоголосые барды и сказители в своих историях?

– Я не слушаю и не читаю сказок! – резко бросил дракон и, склонившись на прощание, оставил эльфийку одну.

– Боги откроют тебе глаза, – со вздохом сказала она ему в спину…

Рейн ир Озарон замер, провожая Велиру до порога, краем слуха уловив тонкий завораживающий голос. Прислушался, учтиво поклонился женщине и велел Василю довести гостью до ворот, а сам, как околдованный, отправился на едва слышимый зов.